14 недель - Джессика Гаджиала
— Так эти твои навыки массажа, они строго ограничены ногами?
Я почувствовал, как мои губы дернулись и изогнулись.
— Свернись калачиком и посмотри, — предложил я.
Не было даже колебаний, прежде чем она перевернулась на левый бок, в основном на другой бок, верхняя половина ее тела выгнулась вперед, так что ее лицо уперлось в изгиб моего плеча, давая мне почти полный доступ к ее спине.
Скажем так, тесный контакт вызывал проблемы, о которых она, к счастью, не подозревала, поскольку ее задница полностью располагалась на одном из моих бедер, а я проводил руками вверх и вниз по ее спине, копаясь и прорабатывая узлы, где находил их. Но хныканье — да, она продолжала это делать, и я не мог не задаться вопросом, что если простое поглаживание ног или спины может вызвать у нее такую бурную благодарность, то, каково это — полакомиться ее киской или глубоко зарыться в нее.
Ее тело прильнуло к моему, ее теплое дыхание коснулось моей шеи, ее руки, в конце концов, поднялись и легли на мои плечи.
— Тиг? — ее голос был низким, воздушным. Если я не ошибаюсь, она была возбуждена.
— Да, милая?
Она прижалась ко мне; мои руки легли на середину ее спины, пока она смотрела на меня, опустив веки.
— Моя лучшая подруга пропала.
Я почувствовал, как мои брови слегка сошлись.
— Я знаю.
Она тяжело сглотнула, слегка смочив губы.
— Так что это действительно неправильно.
— Что…
Я не успел закончить вопрос, потому что ее руки скользнули по моим плечам, по бокам моей шеи, затем по моему лицу, когда она наклонилась вперед и прижалась своими губами к моим.
Кензи, даже наполовину грустная от переживаний, даже после того, что должно было быть самым долгим днем в ее жизни, она все равно целовалась так, как будто жила — с каждой частичкой себя. Не было никаких колебаний, когда она наклонила голову и сделала поцелуй глубже, когда ее язык высунулся и захватил мой. Мои руки двинулись вниз по ее заднице, погружаясь в мягкость, когда она переместилась так, что оказалась на мне, прижавшись ко мне, ее груди коснулись моей груди, и через бюстгальтер без косточек я чувствовал, как ее соски твердеют от желания. Ее бедра опустились вниз, вдавливаясь в мои колени, где мой член уже был твердым и напряженным, заставляя ее вздыхать и стонать почти одновременно.
Мои руки погрузились сильнее, используя ее задницу, чтобы снова притянуть ее к моему члену. Ее рука покинула мою челюсть, сжалась в кулак и со стоном опустилась на мое плечо. Может быть, я воспользовался слабым моментом? Возможно. Должен ли я был в этой эмоционально накаленной ситуации отступить и сказать, что она сходит с ума и не стоит создавать такие ситуации? Да, черт возьми. Сделал ли я себя немного мудаком, позволив ее хрупкому состоянию позволить мне осуществить то, чего я хотел уже больше недели, с того момента, как она вошла в офис со своей сексуальной задницей? Возможно.
Но когда я потянул ее за бедра, чтобы сделать еще один толчок, и все ее чертово тело задрожало… да, я понял, что мне на это наплевать.
Может быть, она пожалеет об этом.
Может быть, она будет ругать меня за то, что я воспользовался этим.
Но это были проблемы, с которыми я мог справиться, когда они возникнут.
А сейчас я не собирался портить хороший трах, когда ее бедра начали двигаться по собственному желанию, оседлав меня, жестко сжимая, беря все, что ей было нужно, чтобы разжечь свое желание.
Есть ли что-то более горячее, чем женщина, которая без смущения берет то, что ей нужно?
Я был уверен, что нет.
Ее губы оторвались от моих, ее глаза открылись, полные потребности, когда она сделала еще одно движение напротив меня, ее губы открылись, чтобы позволить стону проскользнуть через них, и ее голова слегка откинулась назад.
И это чертовски походило на приглашение.
Я, конечно же, был склонен принять его, наклонившись вперед и проведя языком по чувствительной коже ее шеи, остановившись, чтобы пощипать мочку уха.
И как раз в этот момент мой телефон снова начал пищать. Сначала она не отстранилась. Она скакала на мне чуть сильнее, ее дыхание становилось все более поверхностным, все ближе к оргазму. Я хотел только одного: протиснуться между ее бедер, засунуть руку в ее трусики и вытащить из нее один крик.
Затем телефон замолчал и снова заработал, заставив ее испустить громкое ворчание, когда она отодвинулась от меня, делая глубокий вдох.
— Это может быть важно, — рассуждала она, не в силах смотреть на меня, пока пыталась собраться с мыслями.
Честно говоря, в данной ситуации каждый звонок, скорее всего, был важным. Поэтому, хотя каждая частичка меня пульсировала от желания сказать «к черту», схватить ее и утащить в спальню, я сделал глубокий вдох, встал и, не обращая внимания на то, что мой твердый член натирает джинсы, пошел за телефоном.
Это был первый из четырех звонков и шести электронных писем, которые мне нужно было просмотреть из разных источников.
Тем временем Кензи справилась с собой и забралась под одеяло, свернувшись калачиком на боку, даже не потрудившись притвориться, что не наблюдает за мной в течение первого часа, пока, наконец, не заснула.
После этого я поставил телефон на беззвучный режим, спрятал его в карман и поднял ее на руки, намереваясь отнести ее в кровать и отнести свою задницу обратно в гостиную.
Расстояние.
Оно было нам необходимо.
Особенно это было нужно мне, чтобы не терять голову.
Я уже почти дошел до прихожей, когда дверь сотряслась от тихого стука, но, учитывая, что это, должно быть, был Пейн, он разнесся по всей гостиной, заставив Кензи зарычать и уткнуться лицом мне в грудь.
Я подошел к двери, проверил глазок, затем, балансируя на ноге, отодвинул замок и поднял ее обратно, когда Пейн открыл дверь и вошел с парой пакетов в руках.
Он посмотрел на меня, потом на Кенз, похоже, уловив что-то более глубокое, но ничего не сказал.
— Давай я пойду уложу ее в постель. Тогда мы сможем поговорить.
Комната Кензи, как я заметил ранее, когда осматривал ее, кричала о ней — класс, бессовестная женственность, но подчеркнутая обтекаемая аккуратность.
Три стены были белыми, что не бросалось в глаза. Но стена за ее огромной кроватью с белым изголовьем и белыми простынями с пурпурным пледом была выкрашена в
