Даниэла Стил - Обещание страсти
— У всех есть что терять, Джек.
— Вы говорите о себе, моя дорогая, но с некоторыми людьми дело обстоит совсем по-другому. Они уже потеряли все, что им дорого. Перед тем как он попал в тюрьму, у него были жена и ребенок. Ребенок погиб в автомобильной катастрофе, виновник ее скрылся, а жена покончила самоубийством за два года до того, как его выпустили. Возможно, он один из тех, кто потерял все… От такой жизни можно сломаться. Или обрести свободу. Думаю, именно так и случилось. Те, кто хорошо его знает, относятся к нему как к Богу. Вы услышите о нем массу прямо противоположных отзывов — теплый, любящий, добрый или, наоборот, безжалостный, жестокий, холодный. В зависимости от того, с кем будете говорить. По-своему он человек-легенда, человек-загадка. Никто по-настоящему не знает, кто он на самом деле.
— Похоже, вам о нем многое известно.
— Он меня заинтересовал. Я прочел книгу, побывал на выступлениях. Можно сказать, провел небольшую исследовательскую работу, перед тем как пригласить вас обсудить этот вопрос. Мне подумалось, что вы сможете написать о нем блестящий материал. Вы чем-то похожи — оба живете в подполье. Возможно, знакомство с ним вас кое-чему научит. И, несомненно, такой материал будут читать все.
— Поэтому я и не могу за него взяться. — К ней снова вернулась твердость. Но Симпсон не терял надежды.
— Вы стали стремиться к безвестности?
— Не к безвестности, а к благоразумию. Анонимности. Душевному покою. Ничего нового. Мы обсуждали все это уже много раз.
— В теории. А сейчас речь идет о вопросе практическом. О том, чтобы сделать статью, которая будет не только интересна вам самой, но и чрезвычайно перспективна с профессиональной точки зрения, Кизия. Я просто не мог не предоставить вам такую возможность. Вы сваляете дурака, если откажетесь.
— И еще большего дурака — если соглашусь. Нет, не могу. Я слишком многим рискую. Если попытаюсь взять у него интервью, «фурор», как вы выражаетесь, произведу я сама. Из того, что вы рассказали мне, я поняла, что он — личность заметная. И неужели вы думаете, что потребуется много времени, чтобы благодаря ему я тоже оказалась в поле зрения? Да взять того же Джонса. Он может знать, кто я такая. — На этот раз она уже твердо покачала головой.
— Он не тот человек, Кизия. Плевать он хотел на светскую жизнь, на балы дебютанток и все остальное, что делается в вашем мире. Он слишком занят тем, что происходит в его собственном. Готов поклясться, что он никогда не слышал вашего имени. Он — Калифорнией, сейчас живет на Среднем Западе, вряд ли когда-нибудь был в Европе, и можете быть абсолютно уверены — он не читает светскую хронику.
— Ну, не скажите…
— Готов поручиться. Я чувствую этого человека и почти наверняка знаю, к чему он стремится. Только к одному. Он бунтарь, Кизия. Интеллигентный самоучка, абсолютно убежденный бунтарь. Ни в коем случае не плейбой. Ради Бога, детка, будьте благоразумны. Речь идет о вашей карьере. На следующей неделе он будет выступать в Чикаго, и вы легко и незаметно для окружающих сделаете все, что нужно. Возьмете на следующий день интервью в офисе, и точка. Никто из пришедших на выступление не узнает вас. Более того, я абсолютно уверен, что и он вас не знает. Нет оснований думать, что вы не сойдете за К.-С. Миллер. Ему будет куда интереснее, что вы о нем напишете, чем то, как складывается ваша личная жизнь. О таких вещах он просто не думает.
— Он гомосексуалист?
— Возможно, не знаю. Понятия не имею, что делают с человеком шесть лет тюрьмы. Да это и не имеет значения. Важно то, за что он выступает и как он это делает. Вот в чем суть. Если бы я хоть на секунду заподозрил, что этот материал может вызвать у вас затруднения, я никогда бы вам его не предложил. Могу только еще раз подчеркнуть, что совершенно убежден: он понятия не имеет, кто вы и откуда.
— Но откуда такая уверенность? Предположим, он авантюрист, ловкий жулик — узнает, кто я такая, и решит на этом сыграть. И получится совсем наоборот: не он, а я прогремлю во всех газетах благодаря истории с интервью.
Симпсон начал терять терпение. Он погасил сигару.
— Послушайте, вы пишете о разных событиях и местах, о политике, беретесь за психологические портреты. Вы написали несколько отличных вещей, но ни одна из них не смогла бы сравниться с этим материалом. Я думаю, он должен у вас получиться. Это ваш главный шанс, Кизия. Вопрос только в том, пишущий вы человек или нет.
— Разумеется. Просто все это кажется мне чрезвычайно неразумным. Нарушением собственных правил. Я спокойно жила целых семь лет только потому, что была абсолютно, целиком и полностью осторожна и предусмотрительна. Если я начну брать интервью, сделаю это… потом другие… и… Нет. Я просто не могу.
— Вы не хотите даже обдумать мое предложение. Вот его последняя книга, на случай если вам захочется прочесть. Убежден, перед тем как окончательно что-либо решить, вы должны хотя бы просмотреть ее.
Поколебавшись несколько секунд, она чуть кивнула головой. Это единственная уступка, на которую она пойдет. Кизия по-прежнему уверена, что делать материал не будет. Не позволит себе этого. Вероятно, Лукасу Джонсу и нечего терять, но ей есть что. Она может потерять все. Душевный покой и тщательно охраняемую тайну, которую с таким трудом пестует. Лишь благодаря этой жизни она держится. Ни для кого на свете она не поставит эту жизнь под угрозу. Ни для Марка Були, ни для Джека Симпсона, ни для незнакомого жулика, ставшего сенсационной фигурой. Ну его к черту! Ни один человек этого не стоит.
— Ладно, я прочту книгу. — Впервые за последние полчаса она улыбнулась и с жалобным видом покачала головой. — Вы отлично умеете уговаривать. Злодей!
Однако Симпсон понимал, что отнюдь не уговорил ее. Ему оставалось надеяться лишь на любопытство Кизии и на то, что написал Лукас Джонс. Он утром почувствовал, что это — ее тема, а ошибался он очень редко.
— Симпсон, вы действительно первостатейный злодей! Вы изобразили это так, будто от моего согласия будет зависеть вся моя карьера… или даже жизнь.
— Возможно, так оно и есть. А вы, моя дорогая, — первостатейный литератор. Однако я думаю, что в вашей карьере наступил момент, когда приходится делать выбор. И он не будет легким, не надейтесь. Я забочусь прежде всего о том, чтобы ваша жизнь и ваша карьера не прошли мимо.
— Не думаю, что жизнь или карьера проходят мимо меня. — С деланной усмешкой она подняла бровь. Обычно он не был так откровенен и заботлив.
— Нет, до сих пор все шло нормально. Рос профессионализм, росло мастерство, однако лишь ло определенного уровня. Когда-то должен наступить перелом. Момент, когда вы больше не сможете «встраиваться», делать все по своему вкусу. Вам следует решить, чего вы действительно хотите, и поступать соответственно.
