Карина Тихонова - Блюз бродячих собак
— Ты успокоилась?
Я повернула голову.
Доверитель сидел совсем рядом со мной. Я брезгливо подобралась. Еще дотронусь, не дай бог…
— По-твоему, я недостаточно стерилен? — обиженно осведомился он.
— Недостаточно!
— Ах, простите, — язвительно извинился суперсамец. — Мыло «Сейфгард» осталось дома.
— Тебя не мылом нужно мыть, а «Доместосом», — кровожадно возжелала я.
— С чего бы это?
— С того, что он убивает всех известных микробов!
— Я — неизвестный! — похвастал доверитель. Я не нашлась, что возразить. Ему виднее.
Мы помолчали еще несколько минут. Наконец я не выдержала:
— Оденься!
— Опасаешься за свою выдержку?
— Опасаюсь. В голом виде ты еще гаже, чем в одежде.
— Так уж и гаже, — произнес он с явными самодовольными нотками в голосе.
Ненавижу. Ублюдок.
— Успокойся и слушай меня, — произнес неизвестный микроб.
Я стиснула челюсти.
В принципе, я и так прекрасно понимала, для чего разыгран этот спектакль с угоном машины, полной денег. Единственная ценность, которая у меня имелась на сегодняшний день, — это квартира. И квартира весьма недурная.
Мамочка передала мне по наследству огромную трехкомнатную жилплощадь в старом сталинском доме с четырехметровыми потолками и тихим уютным двором. Сколько стоят в наши времена такие хоромы — сказать не берусь. Но меня разоряет даже месячная квартплата. Одно время я всерьез раздумывала над тем, не взять ли квартирантов. Но каждый раз, когда мне удавалось наскрести денег на оплату коммунальных услуг, вопрос откладывался до следующего раза. И так по сей день.
— Квартиру ты не получишь, — сказала я неожиданно очень спокойно.
— А у тебя хорошая квартира?
Я повернула голову в его сторону.
Поразительно, но даже в одних трусах этот человек умудрялся выглядеть, как памятник самому себе. Знаете, есть такие физиономии, с непрошибаемой уверенностью в своей неотразимости.
— А ты, конечно, не в курсе?
— Конечно, нет!
— Кстати, ты Никифоров-отец или Никифоров-сын?
Он сощурился, подозревая подвох:
— Сын. А что?
— Ничего. Нужно же как-то к тебе обращаться. Буду называть юниором.
— Обращайся по имени-отчеству, — предложил юниор высокомерно.
— Ага, сейчас…
Мы снова замолчали.
— Твоя квартира меня не интересует.
— Да что ты? — приятно изумилась я. — Тогда, надо полагать, тебя интересую я?!
Юниор подавился многими несказанными словами в мой адрес.
— Ты дашь мне договорить или нет?! — завопил он, откашлявшись.
— Если оденешься, — ответила я. — Меня уже тошнит от твоих безвкусных плавок.
— Они стоят дороже, чем весь твой гардероб, — начал заводиться юниор, но тут же оборвал себя, пожал плечами и взглянул на часы.
— Ладно, давай закругляться. Время позднее.
— Я тебя не задерживала, — напомнила я.
— Слушай, если ты не заткнешься, то будешь ночевать в обезьяннике с бомжами, — откровенно предупредил меня доверитель.
Я мгновенно заткнулась. Он минуту торжествовал, наслаждаясь победой.
— Мне не нужна твоя квартира, не нужна ты сама и не нужны твои убогие тряпки.
Он сделал паузу. Я молчала.
— Кстати, какого черта ты поперлась на чужой машине в чужой дом? Я-то думал, что ты, как любой нормальный человек, просто положишь доллары в пакетик и слиняешь.
Я молчала. Мне было трудно, но я молчала.
— Мне нужно, чтобы ты оказала мне услугу. Услуга будет хорошо оплачена.
Пауза. Молчание.
— Мне нужно, чтобы ты познакомилась с одной девицей и подружилась с ней, — наконец раскрыл карты доверитель.
— ЧТО?!
Я была так поражена, что даже перестала его ненавидеть. Правда, лишь на одно мгновение.
— Как видишь, ничего аморального, — язвительно продолжал юниор. — А ты что подумала?
Я попыталась поднять руку и почесать затылок, но что-то звякнуло на коленях, и правая рука потащила за собой левую. Самое обидное, что затылок чесался все сильней, а почесать его в наручниках, оказывается, невозможно.
Не верите? Проверьте!
— Слушай, почеши мне голову, — не удержалась я и нагнулась к юниору. Тот испуганно отпрянул в сторону.
— Вот еще! Может, у тебя вши!
Затылок зачесался с такой силой, что я сама испугалась начальной стадии педикулеза.
— Я сейчас умру! — сказала я. На глазах выступили слезы. — Или почеши затылок, или пускай руки освободят. Я сейчас умру.
Юниор высунулся из окошка и крикнул служителям порядка:
— Эй!
Самое подходящее, на мой взгляд, обращение. Другого они и не заслуживают.
Несимпатичный мент подбежал к нам. Если бы у него был хвост, он бы им повилял.
— Сними наручники, — велел юниор.
Тот с сомнением нагнулся к окошку и оглядел меня:
— Психованная она какая-то…
Тут чесотка поразила меня, как чума. Я опрокинула голову на спинку сидения и принялась с остервенением возить ею в разные стороны.
— Вон, видите, — кивнув на меня, посетовал мент. — Типичная психопатка.
— Сними наручники, — повторил доверитель, не повышая голоса. И противный мент послушался.
Что-то ворча себе под нос, подошел к дверце с моей стороны, покопался в кармане и достал ключ от наручников. Грубо схватил мои руки и щелкнул замком.
Свобода!
Я немедленно схватилась двумя руками за голову и принялась чесаться. Чесалась долго, с наслаждением. В общем, по словам медведя Балу, устроила себе большой почесон.
Мужики брезгливо наблюдали за моими действиями сразу с двух сторон. Наконец чесотка отступила, я опустила руки и затихла.
— Ты почесалась? — осведомился юниор.
— Не надо больше наручников! — взмолилась я, сгорая от унижения.
— А ты будешь хорошо себя вести?
Я закивала.
— Ну ладно, — смилостивился доверитель. И добавил, не глядя на мента:
— Свободен…
Тот удалился. Вечерний воздух стал значительно чище.
Я нагнулась и принялась распутывать ремень, стиснувший щиколотки. Только сейчас я почувствовала, как онемели мои бедные ноги. Я размотала грубую петлю и не сдержала стона.
— Не жми из меня слезу, — немедленно отреагировал юниор.
— Из тебя, пожалуй, выжмешь…
— В общем, ты поняла, что мне нужно.
— Поняла.
— И?
Я немного подумала, массируя щиколотки, усеянные колючками.
— У меня есть альтернатива? — спросила я почти заискивающе.
— А как же?! — удивился он. — Альтернатива есть всегда! Начнешь опытным путем изучать социальную справедливость в российских тюрьмах! Извини, не знаю, в какую именно тебя отправят…
