Музыка льда. Осколки - Анна Беляева
— Не надейтесь, — усмехнулась Леонова.
И была права. Вечерний эфир во всей красе продемонстрировал это парное вращение. А потом они удивляются тому бреду, что врастает на фан-аккаунтах: ах, у них особенные отношения; ах Железная Вика любит только Милу; ах, ей плевать на остальных спортсменок; ах, Миле никто не нужен, кроме Домбровской. Ля-ля-ля — полетело по оптоволокну и вайфаю!
****
Счастливая Милочка бежит к ней с подиума с медалью на шее. Глаза блестят, словно два темных солнца неизвестной планеты. На этой планете никогда не будет ночи, потому что солнца светят без остановки. Можно обжечься об это счастье! Эйфория от собственной силы и могущества плещется в ней с неотразимым накалом юности, выливаясь на головы всех и каждого благодатным светом любви ко всему миру. Милке шестнадцать, она влюблена в фигурное катание и ледовые божества платят девочке россыпями “золота”.
Она летит по льду туда, где ее ждет тренер. Лучший тренер в мире, в тот миг Леонова это знает точно. И пусть кто-то скажет, что это не так! У ее Вики самые сильные руки, самые крепкие объятия, самые пушистые непослушные кудри, которые никак не удерживаются в элегантном пучке и щекочут Милины щеки, когда они обнимает своего тренера. У Вики в кольце рук живет счастье ее спортсменки.
Подбегает, стаскивая на ходу с шеи медаль и вешает ее на шею тренера, которая, по мнению юной чемпионки, заслуживала это золото намного больше. А потом замирает, окольцованная счастьем. Тепло, как под маминым крылом, а, может, и теплее. Девочка замирает на несколько секунд, вдыхая аромат духов на одежде лучшей женщин земли и ближайшей части вселенной.
И никаких недомолвок. Только горячий шепот в ухо, через светлые пряди волос непослушных волос:
— Это вам, вам, Виктория Робертовна! Я должна отдать ее вам! Пусть она будет ваша!!
Мила потом надевала эту медаль для фото, давала интервью в ней, но, выходя за пределы видимости камер, тут же стаскивала с шеи и возвращала, Виктории.
И никакие увещевания, что так нельзя, медали не брошки и не побрякушки, чтобы их дарить как сувениры, не действовали.
Юная упрямица начисто отказывалась положить медаль в собственную сумку и везти домой, маме.
В конце концов после очередного препирательства о том, кто должен распоряжаться этим куском непонятного сплава с золотым напылением, Леонова заперлась в туалете и сказала, что смоет медаль в унитаз, если Виктории Робертовне она не нужна.
Так малолетняя нахалка выиграла очередную битву в войне за такое нежное под твердой накипью жизненного опыта сердце своего тренера.
Медаль поселилась на полке с наградами и тренерскими дипломами Виктории в доме ее мамы. И была бестрепетно убрана после смерти последней, когда по истечении трех дней ожидания уже бывший тренер поняла, что ее девочка не напишет ей даже формальных слов соболезнования. Даже простого “сожалею”.
Теперь медаль лежала в нижнем ящике стола, заваленная древними описаниями постановок программ, планами, сроки давности которых давно истекли, какими-то непонятными открытками и бумажками и прочим ненужным хламом “на выброс”, когда дойдут руки.
*****
— Виктория Робертовна, я испугалась, что вы столкнетесь, — объясняла Мила, стоя уже на почтительном расстоянии.
— Спасибо, — улыбнулась женщина, автоматически заправляя выбившиеся локоны под шпильки.
И дальше была тренировка. Тренер смотрела, как Мила выезжает прыжки. Корректировала. Следила за общим состоянием. Переключалась на остальных спортсменов, которые с уходом съемочных групп наконец-то стали работоспособными.
****
В этот день Домбровская уходила из здания “Сапфирового” раньше обычного, потому что до конца рабочего дня ей надо было добраться в бухгалтерию и отдел кадров “Самоцветов. По закону всех бюрократических заморочек подобные службы находились совершенно в другом месте, как и бывает со всеми, кто создают головную боль не связанную с прямым обучением фигурному катанию. И попасть туда надо было до конца рабочего дня бухгалтерии, а вовсе не старшего тренера, иначе пересчет зарплат массажисту и двум хореографам отложится еще минимум на одну зарплату.
У входа ее остановил охранник:
— Виктория Робертовна, вам тут цветы оставили, — с этими словами он указал на пышный букет белых роз. Домбровская с привычной благодарной улыбкой протянула руку к цветам и… замерла.
*****
2000 год
Она выходит из международного терминала аэропорта, уставшая и измученная дорогой. Сколько ни пытайся разместиться удобно, но от США до России такое количество километров и часовых поясов, что с комфортом летать просто невозможно, слишком долго, слишком утомительно. Ты выходишь из самолета в состоянии, словно последние пару часов тебя кто-то жевал.
Вова стоит как обычно с букетом белых роз: “Моей американской принцессе”,— шутит он и прикасается губами к щеке Вики. Отношения у них самые сладкие, романтические, между континентами и аэропортами. Длятся уже больше года. С того момента, как Вика, придя на одно из шоу его дальней родственницы в Штатах случайно наткнулась на этого мужчину, не поленившегося проводить ее в закулисный мир большого ледового представления.
По пути в номер дорогого отеля, который он снимает только на один день, так как утром его девочка поедет к своей семье, а он в свою, Владимир выслушивает милую болтовню молодой любовницы. Удобно иметь роман через океан. А уж с такой очаровательной девушкой — и подавно. Когда она улыбается, освещается пространство в радиусе сотни метров. И глаза, зеленые ласковые глаза. Влюбленные. Жена такими глазами на него уже лет десять не смотрит.
Вику нисколько не смущает наличие этой самой жены. Вова ее давно разлюбил. Как не верить в такое в 22 года, тем более, когда на коленях белый букет, во взгляде обожание и планы на скорую встречу уже в Штатах. Только ребенок же у них, бизнес общий. Неправильно так разводиться, с бухты барахты, нужно планировать, всех подготовить. Ей немного жалко его глупую жену, не оценившую такого прекрасного мужчину, и радостно, что никто не успел оценить его прежде Вики. В душе она мечтает поскорее стать его женой, обзавестись большой семьей. Быть счастливой, как мама. И делать его счастливым — как папа.
Утром, между поцелуями в душе и не только ими, эта ненормальная ошарашит Владимира тем, что она решила вернуться в Россию. И все станет слишком сложно, чтобы продолжать просто наслаждаться ее модельной фигуркой, светлыми прядями, щекочущими в моменты страсти его живот, и влюбленным взглядом.
****
Охранник вкладывает цветы ей в руки, и Домбровская почти механически продолжает путь к выходу, погруженная в далекие
