Единственная для Сурового - Алиса Франц
Ближе к девяти часам вечера автомобиль, наконец-то, подъехал к дому.
– Во двор не заезжай, – попросил Суровый.
Автомобиль замедлил ход, неспеша проехал вдоль длинного забора, развернулся на другом конце улицы и поехал обратно. Суровый не удержался от соблазна и попросил Руслана остановить автомобиль неподалёку – так, чтобы был виден дом. Почему Руслан? Ведь у него было полно других людей в подчинении, множество из которых даже сейчас занимались важной работой. В другой раз компанию Суровому составил бы Заур, но тот пока не пришёл в сознание. За исключением него, У Сурового было множество подчинённых, готовых исполнить любой приказ, не раздумывая. Но именно это Суровый и стремился избежать сейчас. Он отдавал себе отчёт, что среди большого количества людей, на исполнительность которых он мог рассчитывать, было мало тех, кто сказал бы ему правду в глаза, не побоявшись всплеска крутого нрав Сурового.
Столько раз он приезжал домой поздним вечером и даже предположить не мог, что его Настя… Вот опять! Почему его так заклинило?! Суровый выматерился вслух, осознав, что продолжал мысленно называть Настю своей. Его нереально сильно тянуло к ней. Вопреки всему! Это чувства были такими острыми и странными… Он прикрыл глаза, представляя один из своих привычных вечеров. Сколько много было возможностей сблизиться с Настей. Но он воспользовался лишь однажды. Секс случился спонтанным, не оттого ли таким горячим?
В салоне машины висела гулкая тишина. Рус, сидящий за рулём, не говорил ни слова, молчал. Если бы не поскрипывание кожи его куртки от редких, осторожных движений, Суровый мог бы решить, что находится в машине один. Он продолжал вглядываться в дом, расположенный напротив. Интересно, как Настя чувствует себя и чем она сейчас занимается? Эти дурацкие вопросы, крутившиеся в голове, раздражали и взрывали мозг. Его бесила вся эта игра, что она затеяла, и её затяжное молчание и упрямство.
Суровый никогда не отступал. Но сейчас он словно бился об стену без особого результата и понимал, что зашёл в тупик – логики, чувств и смысла жизни. Словно всё, чем он жил раньше, оказалось ничего не значащим, а нового смысла и целей он ещё не приобрёл и не позволял себе задумываться чаще необходимого о Насте.
Может быть, его мрачное настроение было следствием того, что он пострадал в аварии и вынужден был временно ограничивать свои привычные движения и привычки. «Это временные ограничения!» – напомнил себе.
По заверениям врачей, ему невероятно повезло, ожоги могли быть гораздо более обширными, если бы не вмешательство Заура. Раздался требовательный телефонный звонок.
– Извини, я ща вырублю, – подал голос Руслан.
– Отвечай. Ты мне не мешаешь, – разрешил Суровый.
Вмешательство извне было как нельзя кстати, ведь Суровому было так жизненно важно выкинуть из головы Настю и её губы, такие сладкие и горячие. Даже сейчас, стоило только прикрыть глаза, перед ним вставала сцена, в гостиной у стены: губы Насти, прижатые к его губам, её сладкие стоны, вызывающие лихорадочную дрожь во всем теле.
– Добрый вечер, Муслим. Сармат?
Руслан повернулся лицом к Суровому и вопросительно посмотрел на него. Суровый едва заметно отрицательно покачал головой, давая понять, что он не хочет разговаривать сейчас с Алиевым. На Сурового напало какое-то нежелание общаться с внешним миром больше, чем того требовал необходимый минимум. Он спокойно мог обсуждать рабочие моменты, звонил сам и выяснял подробности, отдавал распоряжения… Но Муслим Алиев был не из тех, кто сразу переходит к делу. Он ждал ответа Сурового на своё предложение о заключении выгодного брака, а Суровому сейчас совсем не хотелось думать об этом.
– Сармат вне зоны доступа. Он находится в клинике и готовится к операции. Сами понимаете, что сейчас вопрос здоровья – превыше всего. Как только я свяжусь с ним, то обязательно передам, что вы звонили. Нет, Муслим, думаю, от визитов вежливости сейчас стоит воздержаться. Как только минует пик, Сармат свяжется с вами…
Руслан говорил довольно сдержанно и был вежлив настолько, насколько это было возможным. Обменявшись с десяток заверений в дружбе, Руслан отключился и едва слышно выругался. Он не любил говорить много и долго, даже суровое воспитание отца не смогло привить Руслану должного лоска.
– Алиев, – отчитался Руслан.
Хоть Суровый сидел рядом и прекрасно слышал всё, о чём говорил Руслан, и что ему отвечал Муслим Алиев, друг пересказал разговор.
– Надо же… Я думал, что после аварии моя ценность как потенциального мужа для дочери Алиева рухнет вниз.
– Но ты жив, как видишь. Алиев не зря дочку растил – хороший вклад…
– Так сам бы женился, Рус! – фыркнул Суровый.
– Так мне и не предлагают, – одними губами улыбнулся Руслан. – Алиев не дурак и понимает, что может нарисоваться мой папаша и тогда встрянут все. До тебя моему отцу дела нет. Ты сам себе хозяин. К тому же у Алиева с тобой больше пересекающихся интересов. Брак заключать намного выгоднее, чем со мной.
– Ты ничего нового мне сейчас не сообщил. Я это всё и так знаю.
– Но с женитьбой не спешишь.
– Я всю жизнь пробыл холостым. И пока плюсы этого положения перевешивают все плюсы, которые может принести мне брак.
– Выгоду ты сейчас явно не учитываешь, Суровый.
– У меня сейчас башка другим забита, Рус, – и посмотрел с тоской в сторону дома.
– Всё образуется, брат. И это тоже пройдёт, – хлопнул по плечу Сурового Руслан.
– Заводи. Поехали. Нечего тут торчать, – заставил себя сказать Суровый.
Когда машина свернула за угол и дом пропал из виду, Суровый понял, для чего приезжал – ему хотелось увидеть Настю перед отъездом. В Германии ему предстоит провести более двух недель, возможно, даже три. Это… длительная разлука. Всё может поменяться в один миг, Суровый это понял. Вдруг его проняло страхом, заморозившем нутро: страх того, что с Настей или с их ребёнком может случиться что-то нехорошее. В память пролезли воспоминания из прошлого, заполонили все мысли, как сорняки после сильных дождей. Суровый попытался дышать глубоко и размеренно, не давая сомнениям одолеть его.
– С тобой всё в порядке? – обеспокоенно спросил Руслан, заметив, как изменилось лицо Сурового.
Автомобиль начал притормаживать. Суровый
