Всё против нас - Анна Владимировна Дубинская
– Но она сама сказала, что убежала с вечеринки, а Богдан пошел за ней. Если бы не ее упрямый вздорный характер, все могло быть по-другому.
– Да, но также она сказала, что ее обидели. Какой-то парень довел ее до слез. Наш сын проявил себя по-мужски. Он пошел за ней и хотел ее успокоить. Все произошло так, как произошло. Сейчас винить кого-то бессмысленно. Понимаешь, Кать?
Голоса родителей становятся всё громче. И с каждым словом на моей душе всё паршивее и паршивее. Слова мамы ранят в самое сердце. В груди все жжёт от обиды. Мама совсем меня не любит… Неужели она винит во всем меня?
Горячие слезы текут по моим щекам, и мне хочется кричать от боли.
Ужасный разговор продолжается.
– Это Кира… И все же это она… – произносит нервным тоном мама.
– Хватит! Я сказал, хватит! Если бы не их разгильдяйское воспитание! Я давно сказал, прекратить эти шлянки. А ты? А ты их отпускаешь. Так может это ты виновата! Может быть ты, а не Кира?
– Что? Ты винишь во всем меня? – вздыхает мама.
Родители начинаются ругаться, теперь уже не сдерживая себя.
Я реву и ухожу к себе. Валюсь без сил на кровать, утыкаюсь в подушку и реву.
Слова, которые я только что услышала, убивают меня. Поверить не могу, что мама такое сказала. Она меня совсем не любит, не любит. Она любит брата, а не меня…
Глава 15
С утра начинается настоящий кошмар. Мать с отцом снова ругаются. Они, по всей видимости, на кухне. Родители очень бурно обсуждают наше будущее, и их совсем не беспокоит, что я могу все услышать.
– Я сказал, я вас прокормлю, и Богдану на лекарства денег достанем! Главное – не психовать! – твердо заявляет папа.
– Не психовать? Ты мне советуешь не психовать? – нервно спрашивает мама.
– Да, если хочешь, мы можем нанять сиделку, а ты выйдешь на работу. Нужно что-то уже решать. Или ты увольняешься, или мы ищем человека.
– Нет! Никаких чужих людей я в доме не потерплю. Я сама буду ухаживать за своим сыном. Я его выносила, вырастила, воспитала! – кричит мама.
Я не знаю, с чего все началось, проснулась я совсем недавно. Но ясно одно – родители снова кричат друг на друга. Такое случалось крайне редко, и сейчас от их скандала мне становилось только хуже.
В груди сильно болит сердце из-за брошенных вчера слов матери. Я все понимаю, теперь все сходится… Мама просто любит Богдана, а меня нет. Конечно, и винит она меня. А как иначе? Я же ужасная, плохая, непослушная, чудная… Я не такая дочь, какую она хотела… К сожалению или к счастью (нет, все же к сожалению) я не оправдала ее надежд. А теперь ещё вот и сына ее под машину бросила.
Я тихонько встаю с кровати, на автомате одеваюсь, заплетаюсь и иду в ванную. На душе скребут кошки, и с каждой минутой становится хуже и хуже.
Все можно было бы списать на дурной сон, на кошмар… Но Богдана дома нет, я не слышу его басовитого голоса и задорного смеха. Его нет. Он где-то там в больнице один в палате…
И ему, я уверенна, хреновее в тысячу раз…
После всех утренних процедур я, наконец, появляюсь на кухне. Папы нет, пока я мылась, он вышел из дома.
– Привет, – сухо здороваюсь я с мамой и сажусь на диван.
– Привет.
Отвечает она, даже не повернувшись. Мама что-то упаковывает в пакеты. Так монотонно и спокойно словно не человек, а робот.
Зачем я пришла сюда, ведь все равно есть не хочу. Да и с мамой говорить у меня нет никакого желания. После всего что случилось, мне хочется выть белугой или скулить, как раненный пёс, но не разговаривать с ней. Ведь в каждом ее слове я буду читать «Ты виновата!»
Я тарабаню по столешнице пальцами, смотрю в окно. С улицы слышны веселые возгласы детей и их счастливых мамаш. По-прежнему щебечут птицы и лают собаки.
У всех все хорошо, только у нас жизнь перевернулась с ног на голову. И не в лучшую сторону. Наступила черная полоса длиною в тысячи километров.
– Кира, сейчас мы поедем в больницу. Алик поехал на заправку. А пока ты здесь, я хочу знать… Что вчера произошло?
– В смысле?
Мама оставляет свое занятие, поворачивается лицом и смотрит на меня. В ее глазах стоят слезы. Она даже постарела за эту ночь. Лицо осунулось и приобрело усталый вид. Мама совсем не накрашена, и непривычно видеть ее такой.
– Что именно произошло? Ты говорила про какого-то парня. Что он тебя обидел…
– Какая разница! Все равно ничего не изменишь, – грубо кидаю ей.
– Как это какая разница? Я должна все знать.
– Зачем мам, если ты винишь во всем меня! – вырывается у меня против воли.
Черт, вот почему нельзя было промолчать? Почему? Да потому что, обида на маму настолько сильная, что я просто не в силах держать это в себе.
– Что? Что ты только что сказала? – с удивлением в карих глазах спрашивает мама.
– Я все слышала вчера.
– Что ты слышала? Что ты говоришь? – мама беспокойно перетаптывается с ноги на ногу.
– Все… Ты меня совсем не любишь. Только своего Богдана. И винишь во всем меня, – говорю тихо, но четко, чтобы каждый звук был ею услышан.
– Господи Иисусе, с чего ты это взяла? О чем ты говоришь, Кира? С чего ты взяла это? Это глупости!
– Я все слышала вчера, ясно?! Думаешь, мне приятно слышать, что ты винишь меня в этой дурацкой аварии? Я не виновна! Понятно! – начинаю заводиться я.
