Прости, если сможешь (СИ) - Морейно Аля
Закутавшись в халат и плед, пошла на кухню варить кофе. Ложиться спать смысла не было. Скоро нужно было собираться на работу.
Что делать дальше, я не представляла. Куда обращаться? Где просить помощи? Денег на адвоката у меня не было. У родителей взять было нечего. Богатыми друзьями я не разжилась. Интернет ничего не подсказывал. Подруг, у которых можно было спросить совета, у меня не было, да и не готова я была делиться с ними своими скелетами в шкафу.
От метро я шла медленно. Времени до начала уроков в запасе было достаточно, чтобы спокойно пройтись по свежему воздуху и собраться с мыслями. Я не сомневалась в том, что Максу не нужна была Мила. Ещё пару месяцев назад он говорил мне, что не понимает, что делать с детьми. Он стремился лишь меня побольнее ударить и растоптать? Неужели я мало заплатила за свою ошибку?
Его ненависть ко мне была настолько сильной, что он решил использовать нашу дочь как разменную монету? Разве мог он её полюбить, если ненавидел меня? Ведь она станет ему постоянным напоминанием обо мне. Точно так же, как каждый день напоминала мне о нём.
Ненавидела ли я его все эти годы? Наверное, на такие тяжёлые эмоции у меня просто не было времени и сил — я крутилась, как белка в колесе, или неслась вперёд, как атлет на дистанции с препятствиями. Я не забыла, не простила. И страх никуда не делся. И боль эту я переживала чуть ли не каждую ночь заново. Но ненавидеть и мечтать о мести? Это было бы слишком. Просто так сложилась наша жизнь, и в этом я сама была виновата. Именно я запустила цепочку тех трагических событий. А он… Может, он и вправду не понимал тогда, что делал мне больно? Но даже если и так, разве это оправдывало его в моих глазах?
Как там моя девочка? Плакала ли? Пошла ли в садик? Поела ли? Купил ли он ей одежду? Мысли сводили с ума, выбивали землю из-под ног. Казалось, из моего тела вырвали стержень и каждую секунду я рисковала рухнуть вниз. Ноги были свинцовыми, передвигать их удавалось с большим трудом. Жизнь будто утекала из меня, сбегала, как крыса с тонущего корабля.
Ещё издали я заметила, Макса с Димой на крыльце школы. Что он там делал? Задержался, чтобы взглянуть мне в глаза и ещё раз почувствовать себя победителем?
Знала ли я тогда, 6 лет назад, какого морального урода полюбила? Жаль, что за это запоздалое прозрение расплачиваться теперь приходилось моей малышке.
Я никак не могла решить, что делать дальше. Стоило ли мне плыть по течению и, затаившись, ждать, что он наиграется и вернёт мне дочь? Или нужно было бить во все колокола, стучаться во все двери в поисках поддержки и помощи? Как быть, чтобы не навредить моей малышке и самой не сойти с ума от отчаяния?
— Здравствуй, Дима. Идём в класс?
На Макса не взглянула. Не нашла в себе сил. Мне было плевать, что он про меня подумает. Мне столько лет по ночам снилось, как он меня насилует. Теперь будет сниться, как он у меня забирает дочь. Это чудовище — мой самый страшный кошмар. Как же вытащить из его когтей мою девочку?
В классе мы пока были одни.
— Дима, как там Мила?
— Плачет всё время. Макс с ней, кажется, всю ночь сидел, ругался потом сильно. Она плакала — не хотела без вас спать. Утром не захотела есть. Потом пришла моя няня Полина. Она с ней осталась. Простите меня, Анна Петровна, это я во всём виноват!
Дима заплакал, а мне стало не по себе.
— В чём ты виноват? Что ты такого мог сделать?
— Это я рассказал Максу про Милу! Мы смотрели альбом с фотографиями. Там была моя мама маленькая и бабушка с дедушкой. И мне показалось, что там на фотографии Мила, а оказался он. Мне пришлось рассказать ему о ней. И потом я слышала, как он с кем-то говорил, что должен забрать её во что бы то ни стало. Я не хотел, честное слово! Я даже не думал, что так получится. Я не знал, что он — папа Милы! Я надеялся, что он будет теперь моим папой.
— Не плачь, мой хороший. Он и так теперь твой папа, а Мила — твоя сестра. Рано или поздно он и сам бы всё узнал. Твоей вины в этом нет. Я только тебя очень прошу, позаботься о моей доченьке. Чтобы ей там не было одиноко, чтобы она не плакала. Я, конечно, постараюсь её забрать. Но пока у меня ничего не получается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Если вы говорите, что Мила — моя сестра, значит, меня вы тоже можете забрать вместе с ней? Я хочу жить с вами и Милой. Пожалуйста!
— Дима, я не думаю, что это реально. Но ведь мы с тобой тут столько времени вместе проводим. Так что не вешай нос! Всё наладится.
В классе начали собираться дети. День выдался очень тяжёлым. Бессонная ночь и волнения выбивали меня из колеи. После ночного сидения на полу в коридоре болела спина. Меня знобило, клонило в сон. Голова раскалывалась, а таблетки помогали лишь на короткое время. Сама не помню, как досидела до 16 часов.
После работы я позвонила в социальную службу и попыталась выяснить, к кому я могла обратиться с консультацией по моему вопросу. Меня перекидывали с одного номера на другой, в итоге у них закончился рабочий день, а ответа на мой вопрос я так и не нашла.
Меня била мелкая дрожь, ничего не хотелось делать. Поэтому дома я, не ужиная, сразу завалилась в кровать. Пустую без моей Милы. У меня началась истерика, но усталость взяла своё — и я уснула.
Проснулась ночью в холодном поту от привычного кошмара. Только сегодня на фоне дикой боли я слышала во сне где-то рядом плач моей доченьки. Но моё лицо тыкали в подушку и держали голову, не давая повернуться и посмотреть на Милу.
Дышать было трудно, болела голова. Измерила температуру — 39,1. Приняла жаропонижающее, выпила воды и легла. Подумалось, что надо бы сделать чай, но сил на это не было. Я опять ненадолго уснула. И снова меня разбудил тот же сон. Светало. Написала сообщение завучу, что заболела и проводить уроки сегодня не смогу. Дальше были выходные, за которые я надеялась прийти в норму.
Ещё одно сообщение отправила своему семейному врачу. Если до понедельника я не выздоровею, то придётся открывать больничный. Это было мне крайне невыгодно, поскольку больничные оплачивались с большими задержками и не в полном объёме. Мы с коллегами старались как-то выкручиваться, подменяя друг друга, чтобы не терять деньги.
В следующий раз я проснулась, когда солнце стояло уже высоко. Я пропотела, температура снизилась, но головная боль не прошла и сил не прибавилось. Надо было встать и всё-таки заварить себе чай, но голова кружилась, меня подташнивало.
Я опять начала проваливаться в сон, когда зазвонил телефон. Это был Дима.
— Анна Петровна, что случилось? Нам сказали, что вы заболели.
— Да, Дима, у меня высокая температура и горло болит. Но я постараюсь к понедельнику выздороветь. Как Мила?
— Она опять всё время плачет. Дядя Макс ругается. Приходил врач, Макс требовал, чтобы её забрали в больницу. Врач что-то спрашивал про аллергию, чем она болела раньше, а дядя не знал, что ему сказать, и от этого ещё больше злился.
— Дима, может быть, у тебя получится позвонить мне из дома и дать Миле трубку? Я попробую её успокоить. Ну или если что-то ещё случится, то звони мне или пиши в мессенджер, пожалуйста.
Вечером забежала на минутку Лариса. Принесла мне назначенные врачом лекарства, мёд и какие-то полезные травы для чая. Как хорошо, что у меня в этом городе была хоть одна живая душа, готовая обо мне позаботиться!
Глава 21
Максим
Когда я планировал забрать Милу у матери, я даже предположить не мог, что с ней будет так трудно. Она у меня в квартире провела две ночи. И, кажется, ни на минуту не сомкнула глаз, всё время плакала. То затихала и только всхлипывала, то начинала рыдать сильнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я знал, что маленькие дети иногда плачут по ночам, но Миле было почти 5 — в этом возрасте дети уже должны спать нормально. На контакт со мной она почти не шла. Я решил, что, возможно, у неё что-то болело. Вызвал на всякий случай врача. Тот предположил, что её слёзы — результат стресса из-за того, что она очень скучала по матери.