Страсти-мордасти (СИ) - Цибулина Маира

Одна супружеская пара обратилась в такой центр с такой же целью. Одним словом, муж заплатил бешеные деньги и его жену оплодотворили. Врач говорил, что донор спермы очень образованный человек, тридцати лет, ничем не болевший и абсолютно здоровый мужчина. Женщина забеременела, и через девять месяцев родился мальчик.

— И что? Почему ты замолчал? Чему ты смеешься? — удивилась я.

— Просто представил себе выражение мужа, когда он увидел малыша.

— Что младенец оказался больным?

— Нет, мальчик был здоров, как африканский баобаб.

— При чем тут дерево, да еще африканское?

— При том, Дошенька, что у русских белых людей родился черный ребенок.

— Что? — мои глаза полезли на лоб. Я даже удивилась. Не знала до сих пор, что мои глаза на такое способны. Всегда думала, что это просто такое выражение, но на самом деле оказалось правдой. Человеческие глаза все-таки способны вылезать на лоб, если их к такому довести.

— А представляешь, какаво было тем людям! Над ними все смеялись. И, конечно, все думали, что жена изменила мужу с африканцем.

— Кошмар!

— Это был веский аргумент против штучного оплодотворения.

30

Женя заметил, что я замерзла и как джентльмен, укрыл мои плечи своим пиджаком. Я обрадовалась тому, что он даже не попытался меня согреть известным нам всем способом. То есть прижать к себе поближе, оправдываясь при этом своими благородными намерениями не дать девушке замерзнуть насмерть.

Лариса Ивановна решила уйти от мужа. Он как раз уехал в командировку. А она осталась дома одна. Мама Коли решила упаковать свои вещи в чемоданы. Тут в квартире раздался звонок. Это оказался друг ее мужа. Владимир попросил за ней приглянуть, пока он в отъезде. И тут она поняла, о каком друге говорил ее супруг. Льоня всегда был очень вежлив с ней и Владимир говорил, что он к ней не равнодушен, просто виду не показывал никогда.

Лариса накормила мужика вкусным и горячим ужином, а после они стали мило беседовать. Слово за слово и Льоня признался ей в любви.

— Ну и как обычно бывает в таких случаях, Лариса Ивановна растаяла от таких нежных слов и у них тогда случилась связь, от которой родился Коля.

— Бедный Коля, он ведь так гордился своим отцом, а тут узнать такое.

— А знаешь, как Леонид Александрович удивился, когда к нему пришел Коля и все выложил, как оно есть?

— Наш ректор Потапенко? А при чем здесь он?

— А при том Доша, что наш ректор и есть биологическим папой Коли.

От удивления я умолкла не меньше, чем на пять минут.

— Вот почему Колю не исключили из академии за прогулы и плохие отметки! — дошло до меня.

— Да, Коля пригрозил ректору, что всем правду расскажет и в первую очередь его жене. А Ректорша — та еще штучка! Она этого Льоню из простого ботаника ректором сделала. Он только и женился на ней, что из-за ее денег и связей ее мамаши, местной депутатки.

Карасев завел мотор, и машина двинулась по ночным улицам Москвы. Пока мы ехали к дому Катошкиных, Женя поведал мне о подозрениях Коли, которые касались гибели его отца. Младший Булдыгин подозревал, что Владимир Ильич был убит не преступником. Кто-то избавился от него преднамеренно.

— Почему он так считал?

— А после смерти мужа Лариса Ивановна стала так трястись над Колей, что он вынужден был являться дома четко в условленное время.

Я вдруг вспомнила инцидент, случившийся, когда мы с Колей ходили покупать подарок и цветы Ларисе Ивановне, и все рассказала об этом Жене.

— Мы тогда, конечно, задержались. Коля вовремя не пришел домой, как от него требовалось. Почему она решила, что с ним что-то плохое случилось? Почему она так тряслась за Колю? Что могло угрожать жизни ее сына?

— Или кто?

Мы подъехали к знакомому подъезду.

— Сейчас снова переть пешком на самый верх, — вздохнула я тяжело.

— Сколько этажей?

— Двенадцать. Хотя бы Муся еще не спала, — с надеждой зевнула я. — Спать то, как хочется!

— Ты уверена, что твоя Муся еще не дрыхнет и откроет тебе двери? Я обычно в три часа ночи уже вижу второй сон.

— Я тоже, — вылезая из авто.

— Я тебя подожду здесь, — предложил Женя. — А ты мне звякни на мобильный, как там у тебя дела. Десять минут хватит тебе, чтобы выбраться наверх на таких шпильках?

— Вполне. Ладно, прощаться не буду, а то моя интуиция подсказывает мне, что мы еще увидимся сейчас.

Я вошла в подъезд и точно — лифт еще не починили. Так, придется топать на своих четырёх, то есть: на двух ногах и на двух шпильках-дрильках, привинченных к ним. Где-то между девятым и восьмым этажами у меня обломался левый каблук и мне пришлось снять дурацкие туфли. Идти босяком по такой грязищи было делом не из простых, да еще при том можно было проколоть ногу об осколки бутылок, которые были разбросаны по всем этажам. Однако так я быстрее добралась наверх. Почему я так раньше не сделала? Боялась испачкать свои ножки о какую-нибудь гадость!

Через минут пять я, не достучавшись к Катошкиным, спускалась вниз, держась одной рукой о перила, а другой рукой держа противные шпильки-дрильки. У машины меня ждал Женя, получивший от меня команду заводить мотор.

— Значит все-таки ко мне? — радостно протягивая мне руку.

— Нет.

— Ты что собираешься ночевать вот здесь на лавочке в компании любезнейших бомжов? — съязвил Женя.

— Нет, друг мой любезный.

— А тогда что?

— Я переночую у своих родителей, конечно, только этой ночью.

— Ладно, садись, довезу.

— Куда рулить-то? — задал вопрос Женя, когда мы сели в автомобиль.

31

— Ни фига себе! — заявил Женя, притормозив машину у ворот моего дома, то есть дома моих родителей. — Очуметь! Ты живешь в таком огромном дворце?!

— Это не дворец, Женя. Это небольшая загородная вилла, где живут мои родители. Я тоже до недавнего времени здесь жила. Однако мне надоело мое золотое заключение, и я ушла отсюда прочь.

— Ни хрена себе! Ей надоела богатая жизнь!

— Да, надоело, что мне все время говорят, что и как надо делать, как себя вести с теми или иными “цацами” и горе женихами!

— Давай тогда поменяемся местами. Я стану сыном твоим предкам, а ты будешь вместо меня крутить попкой в стриптиз баре.

— Женя, мне сейчас не до твоих шуточек. Ладно, давай прощаться.

— Я тебе завтра брякну, окей?

— Да-да. Спасибо, Женя, за все. Ты настоящий друг.

Я вышла из машины и заметила странный взгляд Карасева. Он, как мне показалось, пытался еще что-то сказать, но я слишком быстро вылезла из авто и он не успел. Женя, конечно, мог меня остановить и сделать то, что хотел, но он, видимо, застеснялся и быстренько завел мотор и уехал, оставив только дымный след от выхлопной трубы его машины.

Как не странно, но ворота “дворца” открылись, хотя я даже и пальцем не успела приблизиться к звонку. Я миновала врата и пошла по дорожке к огромному двухэтажному особняку. Окна первого этажа светились. Вдруг двери открылись, и оттуда выбежала моя мамочка, а за ней — мой папа, Муся, Сергей Петрович и наша домработница Анька.

— Ты где шляешься в такое время суток? — встретила меня ласково моя любимая мамуля.

— Спасибо, я тоже так счастлива тебя видеть, мамочка, — съязвила я.

— Ночь на дворе! — кричала она. — Я из-за твоих дурацких замашек поседею раньше времени.

— Ничего, покрасишь их в любой другой цвет, — очень удачно я пошутила.

— Она еще издевается над матерью! Да как тебе не стыдно, ты, взбалмошная девчонка!

— Ой, мама, не прикидывайся заботливой мамочкой. Тебе это не идет. Ты, небось, даже не заметила, что я из дому ушла!

— И это ты называешь побег из дома?! — удивилась моя мать. — Несколько часов отсутствия — еще не значит побег из дома! Вот, в дни моей молодости я убегала из дома на два-три дня! Это я называю побег из-под крылышка родительского дома. А твои пять часов отсутствия — это называется: сходить потусить немножко!

— А я всегда думал, в кого ты такая бунталка?! — радостно заявил Сергей Петрович. — Леня, он — ведь, ни соль, ни мясо. Значит, ты все-таки полная копия Милочки, — грустно добавил он, тяжело вздохнув. — Как мне не прискорбно это признавать.