Ребенок от бывшего мужа (СИ) - Франц Анастасия
Я всегда относился к своим подчинённым лояльно, но не позволю водить себя за нос. Особенно когда это касается моих близких.
Стук в дверь прервал мои мысли.
— Да, входи, — знаю, что это Олег.
— Вызывали, Матвей Георгиевич?
— Да, проходи, — рукой пригласил присесть в кресло напротив стола. Подчинённый сел на стул, а я смотрел на него и не мог понять, что нужно людям в этой жизни, если они так легко предают тех, кто, можно сказать, их кормит, даёт им работу и, чёрт возьми, деньги, на которые они живут. — Олег, у меня к тебе один вопрос, но я хочу, чтобы ты мне сейчас сказал всю правду.
— Да, Матвей Георгиевич, — он замялся, отвёл глаза. Уже по этой реакции я понял, что здесь что-то не то.
— Кто стёр с записи фрагмент, как моя бывшая жена упала с лестницы?
— О чём вы? — вижу, как парень побледнел, а на лбу показалась капля пота. Нервничает. — Я не понимаю, о чём вы.
Кулаком ударил по деревянной поверхности так, что звук разлетелся по всему кабинету, ударяясь эхом о стены.
— Ты, щенок, работаешь на меня и сейчас, сидя напротив меня, врёшь мне! — злость клокотала в душе. Я был настолько сейчас взбешён, что мог одним движением сломать этому пацану шею. — Если сейчас же ты не ответишь на этот вопрос, то, поверь, будет намного хуже, чем если ты всё расскажешь. Я тебя в порошок сотру за предательство и всё то, что здесь произошло! — кричал так, что начальник службы безопасности чуть ли не трясся. — Если с моей женщиной и ребёнком что-либо случится, я тебя живьём закопаю. Ты усёк?! — ещё один удар кулаком по столу. Я не собираюсь здесь играть в игры.
— Матвей Георгиевич, я действительно здесь ни при чём, — что-то блеял мой подчинённый, хотя теперь уже бывший. Я не потерплю в своей фирме заговоры и какие-то козни. В особенности, если это касается меня и Ады. — Заходил какой-то мужчина, спрашивал вас. Он представился вашим давним другом и сказал, что срочно вас нужно видеть. Он был у меня в кабинете.
— Кто это был? — нахмурился, потому как никого не ждал сегодня. Все мои друзья сейчас за границей, а их у меня немного. Всего одна замужняя пара. Тимофей и Лена, которых знает Ада, но они приезжают лишь раз в год на рождественские праздники, поэтому вряд ли это были они. Да и друзья бы предупредили.
— Он представился Никитой Макарским, — услышав имя этого человека, я застыл.
— Что? — глухо проговорил, не понимая, что он мог здесь делать.
Ада
За Матвеем закрылась дверь. Свернувшись калачиком, оплетая руками небольшой живот, прикрыла глаза. В этот момент мне так хотелось спокойствия, тишины, чтобы меня никто не трогал. Нет больше сил за что-либо бороться кроме своей жизни и жизни малыша — моего и Огнева, что ношу под сердцем.
Знаете, бывает такое состояние — «поздно». Оно говорит о чём-то до горечи, до боли безвозвратном.
И всё, что я сейчас чувствую к человеку, которого все годы, что знала, любила — это слово «поздно». В душе лишь горечь от того, что ушло безвозвратно и не вернётся, как бы ни хотелось.
После него не остаётся совершенно ничего. Никаких чувств, эмоций — полное безразличие к человеку, его судьбе. Как бы я ни сопротивлялась, но Матвей всё же будет присутствовать в моей жизни. Он отец моего малыша, а значит, хоть и редко, но будет появляться в ней.
Так и лежала, пока то тепло, что окутывало меня, не утянуло в свою сладкую, такую манящую негу, где нет печали и боли. Я чётко понимала, что нужно отдохнуть, набраться сил и бороться за себя, малыша, а для этого нужно отдыхать, пережить этот день и забыть его как страшный сон. Сейчас как никогда я нужна моему комочку, чтобы помочь ему выжить. А как проснусь, то, надеюсь, к этому времени Матвей привезёт мне сумку, и я позвоню Тее, чтобы она не переживала и завтра привезла мне немного вещей, дабы не ходить в грязной одежде.
На задворках своего сознания, которое уплывало от меня, чувствовала прикосновение к своей щеке тёплой знакомой руки и до боли родной запах. Что-то пробубнила себе под нос, но не смогла открыть глаза. Веки налились тяжестью, что трудно было их разлепить, а рука двигалась вниз по шее, ключице, останавливаясь, касаясь холодного металла мелко переплетённой цепочки, на которой висел знак моей любви к Матвею.
Движение вниз, а сердце замерло, ожидая, что будет дальше, но сознание не позволило узнать непрошенному гостю, что висит на цепочке у меня на шее. Я резко вскинула ладонь, оплетая руку человека, которому не терпелось узнать всё.
— Не трогай, — холодно отчеканила.
Я знала, кто это, и мне не хотелось, чтобы он видел мою слабость, что висит грузом на шее, от которого не могу избавиться.
— Что на ней висит? — в такт вторил мне голос Матвея.
Бывший муж не убрал своей руки с золотого украшения, а я продолжала сдерживать его руку, потому как не хотела, чтобы он что-либо увидел, что осталось у меня от нашего брака. Это только мои чувства, которые и так Огнев убил там, на лестнице. Не своими губами, словами, а его невесты, которой, я уверена, нужны лишь его деньги и знакомства, а не как мне — всего лишь один он.
— Тебя это не должно никаким боком касаться, Огнев, — не открывая глаз, проговорила. — Ты принёс мою сумку? Мне нужно позвонить Тее и попросить, чтобы она привезла мне вещи.
— Я могу сам привезти, не нужно её напрягать, — чувствую, как кровать подо мной прогнулась. Он что, сел рядом?
Глава 15
Ада
Открыла глаза, уставилась на знакомые черты лица человека, который никак не может меня отпустить.
Что мне нужно сделать, чтобы он раз и навсегда оставил меня в покое? Хотя я сама виновата, когда поддалась той страсти, что разгорелась между нами, как пламя огня, что не потушить ни водой, ни проливным дождём.
Мы всегда чувствовали друг друга на подсознательном уровне, словно знакомы десятилетия, вечность, и каждый раз, умирая и воскрешаясь в новой жизни, мы находили друг друга, безошибочно узнавали из тысячи прохожих.
Но всё это разлетелось на мелкие осколки пустых надежд, выстраивая между нами стены безразличия, непонимания.
И я задаю вопрос, который меня интересует:
— Когда ты исчезнешь из моей жизни, Огнев? — вижу в его глазах злость, ярость, которая желает вот-вот вырваться наружу и снести всё на своём пути.
— Зачем ты мне соврала? — не кричит, но в его голосе сталь, от которой слегка ёжусь.
— О чём ты? — не понимаю его. О чём он говорит, в чём я соврала ему?
Не было ни единого дня, когда бы я ему не сказала правду, обманула, предала, но, кажется, он думает совсем по-другому. Он не верит. Только не могу понять, чему… Чему не верит, а может быть, просто сам не хочет, потому что тогда придётся признать свои ошибки.
— Не прикидывайся дурочкой, Ада. Почему соврала, что беременна от меня? — его слова забивают кол в сердце, убивают одним махом, без шанса на жизнь.
Я стараюсь взять себя в руки, не показывать, как меня это задело — его недоверие ко мне. Ведь есть же доказательства того, что я говорю правду, и что именно Матвей и никто другой отец моего малыша. И тут меня как током прошибло… Результаты. Значит, они показали, что Огнев не отец моего ребёнка. Но почему?.. Не могу ничего понять. Может, он что-то путает или просто не смог разобраться в результатах?
Поднимаю на него взгляд, пытаюсь всмотреться в его глаза, понять, о чём думает, и узнать правду.
— Что было в конверте? — не отвечаю на его вопрос, а сама задаю свой, потому как мне просто жизненно важно узнать, что было там написано.
— Ты сейчас издеваешься? — не выдержав, рявкает так, что я вздрагиваю и вся сжимаюсь.
Встаёт и нервно начинает ходить из одного угла в другой. Видно, что хочет выплеснуть всю ярость, злость, ненависть ко мне, которая с каждым днём только прибавляется. А я и не противлюсь. Не хочу, чтобы он меня вновь полюбил. Любить его больно. До горечи. До яда, распространяющегося по организму с максимальной скоростью.
