Призрачный рай - Mila Moon
— Кровь… — все, что получается промолвить.
Лавлес дотрагивается к носу и безразлично хрипит:
— Да похеру. Все нормально… Ливия, слышишь, не смотри так, мать твою! Не смотри так на меня!
Сердце разрывает от горечи, когда я вижу его… таким. Сорок минут назад он был нормальным, только злился, а сейчас превратился в пустую оболочку из-за наркотиков. Покусываю нервно губу и ровным голосом произношу:
— Хорошо, только пойдем смоем кровь, ладно?
Осторожно беру его за руку и веду в ванную, включая приглушенный свет. С силой кусаю губы, чтобы не разреветься. Мочу полотенце холодной водой и стираю аккуратно кровь. Габриэль шипит, когда я дотрагиваюсь до носа и тихо выругивается.
— Твою мать, вот дерьмо…
— Прости, — убираю махровую ткань, неожиданно вспоминая тот день, когда он купал меня, пока я пребывала в полумертвом состоянии. Из-за этого становится еще паршивей на душе. Еле сдерживаюсь, чтобы не впасть в истерику.
Стягиваю с него футболку, заляпанную пятнами крови, и слышу, как он бессвязно бормочет.
— Ливия, не оставляй меня.
Глаза и нос щиплет от непролитых слез, сердце разрывает от тоски и жалости. Почему все так? Почему ты это делаешь?
— Просто… будь рядом…
Порывисто обнимаю Габриэля, глядя на белые мраморные стены. Жгучие слезы катятся из глаз, когда он утыкается носом в изгиб моей шеи и шепчет:
— Не закрывай дверь.
Сжимаю глаза и глажу его беспорядочные светлые пряди. Мне так жаль… Мне жаль, что все так, Габриэль, но я попробую достучаться до тебя, слышишь? Я постараюсь помочь и вытащить тебя из бездны. Я постараюсь.
Глава 61. Ночь откровений…
Все мы лжем. Скажу тебе честно, временами мы смеемся и так легко врем. Вот так, это все… Это неправда. Мы носим маски, чтобы скрыть истину. Люди обманывают друг друга, ведь так? Это и вправду так?
Ha Jin «We All Lie» SKY Castle (OST)
Ливия
Не могу уснуть. Сильные впечатления и негативные эмоции до сих пор не угасли. От пережитого стресса внутри все дрожит, накатывают волны мучительных воспоминаний. Смотрю в одну точку, беспрерывно думая только о мертвом взгляде Габриэля. О его словах и тихом голосе, в котором я слышала крик: «Помоги». Страх пробирается глубже и затаивается в уголках души. Я как будто заблудилась в густой лесной чаще, где ветви деревьев поглощают свет, а ночь скрывает выход. Бреду наощупь, но тьма сгущается все больше, ее коварные лапы повсюду, от них не скрыться, но я бегу…
Габриэль лежит рядом, его неровное дыхание обжигает грудь, оседая тяжким грузом на сердце. Иногда он с силой сжимает меня и утыкается лбом в шею, будто ему нехорошо. От постоянных нервов я никак не могу успокоиться и спросить «Все ли нормально?». Этот вопрос звучит слишком фальшиво. Да и нужны ли слова, когда тишина и молчание говорят больше? Если мое присутствие как-то помогает и снимает боль, я буду рядом.
В таком напряжении и безмолвии мы встречаем рассвет. Отрывистое дыхание Габриэля пробирается под кожу и бередит зажившие раны. Он так и не уснул, я ощущала каждой клеткой его беспокойство и тревогу. Слезы засыхали несколько раз на щеках: так выходила наша общая боль. Я будто проводник между нашими истерзанными душами. В сонном подсознании бродили тени, и среди них — потерянный маленький мальчик. Изнеможение берет все же верх, веки наливаются тяжестью — я засыпаю, обнимая крепко Габриэля. Я не отпущу тебя.
Мне снова снится странный сон, где я плутаю в потемках, но выхода нет. Сколько бы ни старалась, все без толку — свет давно исчез и покинул мертвые пустоши. Оглядываюсь, но вокруг царство ночи, царство тьмы и равнодушия, захватившее в плен остатки добра. Зову Габриэля, но слышу только собственное сбивчивое дыхание. Он не отзывается, сколько бы я не искала — его нет, только глухое эхо.
Чувствую себя измученной и полностью разбитой, когда освобождаюсь из паутины кошмара. Сон не принес долгожданного отдыха ни на йоту, наоборот голова гудит, а тело какое-то вялое и непослушное. Я одна, комнату заливает солнечный свет, только не согревает душу: там все покрылось инеем, и кружит метель. Обхожу номер, прекрасно понимая, что Габриэля нет, как и его вещей. Глаза замирают на стеклянном столике, и в памяти вспыхивает дурной эпизод. Подкатывает тошнота. Быстро отворачиваюсь и в дверях натыкаюсь на уборщицу.
— Простите, — надломлено бормочу, пропуская ее внутрь. — Скажите, посетитель этого номера уже уехал?
— Да, рано утром, — подтверждает женщина кивком.
Безрадостно бреду к себе, принимаю душ и завариваю кофе, проверяя телефон. Пропущенные от Элои, Вивьен, Розы… Кручу в руках телефон, раздумывая, стоит ли писать Габриэлю, но разум твердит, чтобы я не совала нос. Нельзя давить, он на все реагирует остро, напишу позже. Мне тоже надо прийти в себя и собраться с мыслями.
Вчера я увидела, насколько безнадежна ситуация, надо подумать, как действовать дальше. Не спешить и не принимать необдуманных решений. К тому же, скоро моя первая в жизни выставка, нельзя ударить в грязь лицом и облажаться. Нельзя подводить Леруа и потратить впустую почти год. Я вложила все эмоции в фотографии и работу. «Ты так любишь это бесполезное дело», — звучит ядовитый голос Лавлеса, но я знаю: он говорил не со зла, поэтому нет обиды.
За подготовкой к выставке, переживания постепенно стихли, пусть отголоски напоминали о себе ночами, когда я непроизвольно возвращалась в Неаполь. Я написала несколько сообщений Габриэлю, но не получила ответа, поэтому решила больше не надоедать: если захочет, напишет или позвонит сам. Он поступал так неоднократно: пропадал на неопределенное время, а затем снова давал о себе знать. Я уже привыкла к такому непостоянству.
Когда поинтересовалась у Джи, видела ли она Лавлеса, подруга ответила, что после свадьбы он не появлялся на студии и вообще не выходил на связь. На Пасифик-Палисайдс пентхаус пустует, значит, его нет в ЛА. Или… возможно, он в стеклянном замке? Очевидно, Джи и ребята не знают о тайном убежище, так как давно бы проверили, там ли Габриэль. Если он не сказал им, я не могу раскрывать секрета, пусть и гложет вина. Боюсь испортить отношения с Габриэлем, поэтому пока буду молчать. Я никому не рассказывала о случившемся в Неаполе — эта жуткая тайна осталась в том номере.
Чем ближе становился день выставки, тем больше охватывало волнение. Я
