Тильда Лоренс - Гадюки в сиропе или Научи меня любить
За время обучения в Англии Дитрих стал более сдержанным. Теперь не на все он реагировал гневными выпадами, лишь в отдельно взятых ситуациях.
Девушка искренне не понимала, чем могла заслужить его немилость, а потому продолжала навязывать свое общество.
Отпечаток накладывала и история из прежней школы. Никто из новых одноклассников не знал, что в той школе, где Дитрих учился раньше, погибла его девушка. Он не собирался рассказывать об этом всем и каждому. Понимал, какая реакция за этим последует. Оханья, аханья и попытки утешить, в которых он совсем не нуждается.
Дитрих старался держать эмоции под контролем, в открытые конфликты не вступал. Старался не замечать своих одноклассников, мотивируя это тем, что так будет лучше для всех. Они не понимали, в чем причина. Когда спрашивали, натыкались на убийственные взгляды, в ответ получали короткое и дерзкое: «Это не ваше дело». Разумеется, кого-то подобные слова оттолкнули, а кто-то их успешно проигнорировал.
Ланц не ставил перед собой цели оттолкнуть от себя всех, но и морем ненужных знакомств обрастать не собирался. Это не было одним из его приоритетов. Он посещал школу лишь с целью получения знаний, а не как клуб по интересам, совмещенный с брачным агентством, где люди ищут свою судьбу. Когда одноклассница в очередной раз спросила, что его не устраивает в ней, Дитрих ответил, что у него есть девушка. Он не намерен изменять ей. И при этом подумал об Аманде, а не о Люси. Именно её образ первым появился в голове.
И стало не по себе от этого визуального ряда.
Он не рассматривал Аманду на роль своей потенциальной девушки. Это казалось чем-то нелепым. В Аманде Дитрих не видел семейного человека. Она хорошая собеседница, подруга, если угодно. Почти такой же друг, как Паркер. Только женского пола. С ней можно говорить обо всем, она будет внимательно слушать, устроит психологическую встряску, если понадобится. При необходимости пожалеет. Но вот быть рядом с ней постоянно... Разве это возможно?
Ланц старался не думать о том, что было у них до становления дружбы. О тех поцелуях, что были раньше. По инициативе Аманды. Они больше не заговаривали об этом. Дитрих понимал, насколько Аманде трудно говорить о своих промахах. Знал, что она обязательно разозлится, если он начнет опять воскрешать прошлое. Грант не любила разговоры на откровенные темы. Люси стеснялась, Аманда... тоже. Правда, у нее смущение проявлялось иначе. Она не краснела и не начинала лепетать нечто бессмысленное, она становилась отчужденной, жесткой, даже на грубость переходила. Аманда вообще казалась Дитриху излишне резкой. Осознавала, что такое женственность, умела проявлять это качество, но не всегда ей хотелось таковой быть. Позиционировала себя, как бойца. Таковой и являлась. Люси все равно казалась менее закаленной, чем Аманда.
Внешне они тоже отличались друг от друга. Люси была шатенкой с очень женственной фигурой. Аманда блондинкой, пусть и перекрашенной в брюнетку. Фигура у нее отличалась угловатостью, а движения все больше были не плавными, а резкими.
Нет, она умела вести себя иначе, но не всегда ей этого хотелось. На поводу у чужих желаний девушка не шла, и, если бы такую, как она, Кристина попробовала выставить из дома, скорее, сама оказалась бы на улице. Аманда не стала бы занимать оборонительную позицию, первой пойдя в наступление.
Все чаще ловил себя Дитрих на мыслях об этой загадочной девушке, все чаще понимал, что не так уж он к ней равнодушен, как хочет казаться. Немного больше, чем нужно для дружбы, но намного меньше, чем требуется для любви. Но кто сказал, что влюбляться нужно с первого взгляда? Любовь, основанная на страсти, проходит так же внезапно, как и появляется. Что остается после нее? Привычка, когда и жить вместе не особенно приятно, и разбегаться – лень. Когда любовь появляется из дружбы, все иначе. Здесь изначально нет всплеска эмоций, но зато имеется крепкое чувство. Для таких отношений свойственен период длительных ухаживаний, узнавания друг друга. Есть возможность заметить не только достоинства, но и недостатки человека, рядом с которым находишься.
Отогнав от себя эти мысли, Дитрих подумал, что пребывание наедине с самим собой не идет ему на пользу. Думает он о чепухе, которую лучше выбросить из головы, не придавая ей значения, как он делает сейчас.
Он лежал в гамаке, в саду, решив, что это единственный способ уединиться. Общаться с семьей не было ни малейшего желания. Сидеть в своей комнате тоже не хотелось, оттого он решил совместить приятное с полезным. И книгу почитать, и с родителями не пересекаться.
Однако счастье его длилось недолго. Стоило только задуматься и перестать обращать внимание на окружающий мир, как его застали врасплох. В нос ударил странноватый запах пионов, и на лицо опустились их чуть жестоковатые лепестки. Ланц едва не вывалился из гамака от неожиданности. Широко распахнул глаза и увидел перед собой Лоту с букетом пионов в руках.
– Хорошо пахнут? – поинтересовалась она.
– Мам, – протянул Ланц, стараясь замаскировать нотки просыпавшегося гнева. – Зачем ты это сделала?
– Просто хотела показать тебе цветы, которые выросли в саду.
– Странные способы, – проворчал Дитрих. – А, если бы я упал?
– Ты бы не упал, – ответила Лота. – У тебя прекрасная координация.
– Но ты не упустила случая проверить.
Дитрих все еще был на взводе. Стоило ли цепляться к нему из-за какого-то веника?
Но потом внезапно стало стыдно за свое поведение. Неожиданно пришло осознание, что после переезда в Англию он начал сильно отдаляться от родителей. Раньше отношения с ними были более доверительными, а сейчас только равнодушие, изредка перемежаемое скандалами. К счастью, без рукоприкладства. После того случая, Дитрих с отцом не дрался. Иногда даже угрызениями совести мучился.
– Прости, – произнес он. – У меня не очень хорошее настроение, поэтому я и ушел из дома. Не хочется мне сейчас разговаривать.
– Знаешь, у тебя в последнее время настроение не просто не очень хорошее, а отвратительное, – тяжело вздохнула Лота. – Как и любой матери, мне неприятно видеть ребенка в таком состоянии. Я понимаю, что ты – взрослый, самостоятельный, и все проблемы хочешь решать сам. Но, может быть, ты поговоришь со мной о том, что тебя беспокоит?
Недоумение отразилось на лице Дитриха. Конечно, он и раньше догадывался, что родители беспокоятся о нем, переживают за его состояние, но все равно склонен был ставить свои догадки под сомнение. Ему казалось, что родители смирились с его хандрой, вновь переключились на любование друг другом, а о нем позабыли. Решили, что не стоит его трогать, если не хотят усугубить ситуацию. Ведь однажды из искорки уже вспыхнуло пламя. Дитрих подрался с отцом, нагрубил матери. Никто не говорил, что эта ситуация не может повториться еще раз. Но Лота переживала за сына, и не могла не затронуть эту тему в разговоре. Ей хотелось чем-нибудь помочь сыну, но она не знала, чем. Возможно, откровенный разговор помог бы ей разобраться в ситуации.
