Оливия Уэдсли - Ты — любовь
Он с нетерпением ждал прихода Селии, но она в тот день не вернулась домой. Вместо нее пришел посыльный с известием, что с Селией Лоринг произошел несчастный случай, и что она в данное время находится в доме милорда Хайса на Сент-Джемс-сквер.
Рикки тотчас же отправился по указанному адресу, но ему сообщили, что Селия находится в бессознательном состоянии. Все последующие дни он получал такой же ответ, и с каждым днем в его душе росла злоба. Время уходило, время, драгоценное для него, так как оно могло помочь отомстить за Лоринга.
Теперь Рикки, оставшись совершенно одиноким в большом доме на Брутон-стрит, без устали думал об одном и том же. В своем страстном желании отомстить убийце своего кумира он потерял счет времени, забыл о еде, о самой жизни.
Твайн долго и терпеливо выведывал у бедного Рикки все, что он знал, и Рикки, почувствовав теперь в полиции союзника, рассказал ему все подробно. Совершенно неожиданно для себя Твайн узнал такие детали, о существовании которых он не подозревал, а также получил полный список посетителей игорного дома Лоринга. Рикки добавил возбужденно, вцепившись в рукав инспектора:
— Если бы я увидел их лица, я в один момент узнал бы любого из тех, кто был здесь в ту ночь и чье имя я назвал.
Твайн запомнил это обстоятельство.
Сегодня, забившись в кресло, Рикки снова погрузился в тяжелые, грустные размышления.
Он долго просидел так, несчастный, глухой ко всякой радости с тех пор, как в душе воцарилась печаль, равнодушный к сиянию солнца и ко всему, кроме желания отомстить, добившись правды.
Вдруг ему в голову пришла мысль о Стефании: «Мисс Кердью. Она мне поможет, она ведь достаточно часто бывала здесь».
Несколько минут спустя он звонил у подъезда дома, где жила Стефания.
Глава VII
Стефания приняла его сразу же. Рикки, заикаясь, засыпал ее вопросами.
— Вы помните, что у вас бывал джентльмен с черными жемчужными запонками, мадам?
Стефания внимательно рассматривала бледное измученное лицо Рикки; у нее не было ни малейшего желания впутываться в эту историю. Она считала, что каким-то чудом избежала в свое время обвинения в соучастии с Лорингом и, по мере возможности, всегда держалась вдали от всего, что могло доставить волнение или неприятности. С этой целью она отказала тогда в помощи Селии, за что Бенни дуется на нее до сих пор… Но Стефания воспринимала такие его настроения с философским спокойствием; один только раз она испытала подлинную любовь, и это была любовь к Бенни. После войны это чувство умерло, остались только жалость и терпение, но она когда-то все-таки любила Бенни, и, кроме того, он был отцом Дона.
В отношении Дона Стефания была бесконечно честолюбива; он был ее радостью, ее блаженством. Вся ее настоящая жизнь сосредоточилась в нем, она гордилась им, боготворила его. Чтобы достать что-нибудь для Дона, чтобы доставить ему удовольствие, она готова была голодать, украсть и совершить любое преступление, правда, так, чтобы оно не было обнаружено; и это желание избежать наказания и разоблачения исходило исключительно из того факта, что такой результат мог быть пагубным для карьеры и всей будущности Дона.
Рикки нерешительно сказал, комкая свою поношенную серую шляпу:
— Припоминаете ли вы, мадам, тот вечер среди гостей джентльмена с черными жемчужными запонками?
— Зачем это вам, Рикки? — спросила Стефания с целью выиграть время. Ее мозг усиленно работал.
Рикки, волнуясь, кратко изложил ей суть дела. Он закончил свою прерывистую речь словами:
— Эта запонка поможет нам раскрыть тайну, миссис Кердью, и, быть может, найти убийцу. Вот что это значит!
— Я ничего не могу вспомнить. Но я еще подумаю, Рикки. Приходите завтра утром. А я тем временем спрошу мужа, не помнит ли он. Если я только смогу, я непременно помогу вам, Рикки.
Оставшись одна, Стефания подошла к своему письменному столу, открыла небольшой ящичек и вынула оттуда маленькую книжечку с замочком. Эта книжечка содержала полный список обычных посетителей Лоринга. Стефания считала, что такой указатель сможет когда-нибудь оказаться полезным. Она принялась терпеливо просматривать все имена, стараясь восстановить в памяти каждое лицо.
Запонки из черного жемчуга были большой редкостью, а она была очень наблюдательной.
Дойдя до имени Роберта Брекенриджа, она остановилась.
Лоринг ей рассказывал об этой ужасной суматохе, связанной с этим юношей.
Черные жемчужины почему-то ассоциировались с Брекенриджем.
Она постаралась представить себе Роберта: высокий, молодой, темноволосый… и… да, у него были запонки из черного жемчуга!
На следующее утро, отыскав в телефонной книжке номер Брекенриджа, она позвонила ему.
Экономка Роберта ответила ей, что капитан Брекенридж уехал из Англии. Стефания весьма неопределенно сказала: «Благодарю!» и повесила трубку; обернувшись, она встретила жадный и полный отчаяния взгляд только что пришедшего Рикки.
— Ну, что вы узнали? — спросил он.
— Ничего нового, — ответила сухо и совершенно безразличным тоном Стефания. Рикки и его волнения перестали существовать для нее. Единственно важными были сейчас ее личные интересы.
Она предложила Рикки виски с содовой и, когда он отказался, проводила его до дверей, пожав на прощание руку.
— Бодритесь, Рикки! — сказала она, кивая и улыбаясь ему.
Как только дверь за ним закрылась, Стефания вернулась в маленькую гостиную, закурила и, глубоко затягиваясь, стала нервно ходить из угла в угол.
В большом зеркале отразилась ее высокая, стройная фигура, маленькая, красиво причесанная голова и задумчивое лицо.
Всякий, глядя на Стефанию Кердью, сказал бы: «Очень хорошенькая женщина, и к тому же, весьма изысканная».
Такое определение точно подходило к Стефании: у нее был какой-то особенно изысканный и очень светский вид. Ее нельзя было назвать красивой, но она всегда была хорошо причесана, у нее были правильные мелкие черты лица и обворожительная улыбка. Она всегда носила очень хорошо сшитые скромные костюмы «Tailleur» и блузы из мягкого крепдешина, а на шее — небольшую нитку жемчуга; ее вечерние платья всегда были мягко прилегающие, какого-то очень красивого неопределенного цвета; кроме того, она всегда знала, что ей к лицу, и очень умело применяла косметику: еле заметный слой румян на щеках и чуть тронутые кармином губы.
Но под этой внешней женственностью и мягкостью скрывался железный характер.
Бенни хорошо знал это. Он столкнулся с этим свойством еще в первые ужасные месяцы своей болезни, когда он то бушевал, то смиренно молил ее о прощении, но постоянно обожал ее.
