Белва Плейн - Шепот
– Верно, Юдора. Я его хорошо вымою и поставлю на место.
Возвратившись на кухню и надев опять фартук, Линн полоскала бокалы, когда Том в веселом настроении пришел за ней.
– Эй! Что вы здесь делаете?
– Юдора боялась дотронуться до вашего баккара. Она знает, сколько это стоит.
– Ох, оставьте. Мы собираемся пойти танцевать в сад. Удивительный вечер.
– Я не могу. На самом деле. Не могу.
– Нет, вы можете. Я настаиваю. На десять минут. Пойдемте.
Фонари снаружи производили эффект лунного света, тускло освещая границу темноты, где стена из болиголова ограждала небольшую полянку, на которой располагалась терраса. Днем шел дождь, поэтому запах влажной травы был терпким.
Один мужчина пожаловался: – Старость влезает ползком потихоньку, Том, поэтому я выдохся. Как насчет медленных старых танцев пашей золотой поры для разнообразия?
– Нет проблем. У меня есть мелодии, под которые танцевали твои родители. Да, это действительно приятно, – сказал он, притягивая Линн ближе к себе. – Если уж сравнивать, то старые танцы лучше.
В отличие от Роберта, он был ненамного выше ее, так что их лица почти касались. Их ноги двигались умело в унисон с ритмом сентиментальной музыки.
– У вас прелестный рот, – произнес Том внезапно, – и прелестные глаза.
Тревожное чувство охватило Линн, и он почувствовал это сразу.
– Вам не понравилось, что я сказал, да?
– Я этого не ожидала.
– Почему же? Если комплимент искренний, его следует говорить и принимать.
– Хорошо, тогда благодарю вас.
– Вы все еще чувствуете себя неловко. Вы думаете, что я просто льстивый болтун. Но вы на самом деле какая-то особенная, должен сказать вам. Освежающая. Непохожая на других.
Она чувствовала его дыхание на своей шее. Рука на талии прижимала ее так близко к нему, что она могла слышать биение его сердца. И полное грез очарование ночи перешло в нервное беспокойство.
– Уже больше одиннадцати, – закричала она. – Я должна сейчас же уйти. Пожалуйста…
– Вот где ты!
Прогремел грубый голос, и Роберт вышел из-за угла дома на свет. Сразу же прекратилась музыка, танцоры также перестали танцевать, остановившись в движении, и все повернулись на голос.
– Я звонил по телефону, но ответа не было, я пришел сюда и звонил в дверной звонок, но ответа также не было.
– Это мой муж, – сказала Линн. – Том Лоренс… но как глупо с моей стороны! Конечно, вы знаете друг друга. Я не подумала. – И она облизала губы, почувствовав внезапно необычный, соленый вкус, подобный вкусу крови, как будто кровь бросилась вверх к ее лицу.
– Я сожалею. Мы вышли из дома, и музыка заглушила все звонки. Входите и присоединяйтесь к нам, – сказал Том сердечно. – Ваша жена приготовила чудесный обед. Вы получите немного десерта. Я надеюсь, что еще осталось немного, Линн?
– Благодарю вас, однако торт едва ли то, в чем я нуждаюсь. Сейчас почти двенадцать часов, и я в такой час обычно не выхожу из дома, чтобы разыскивать свою жену на танцах.
Безумные мысли пронеслись в голове Линн: он выглядел мрачным, фигура в маске и накидке из старой мелодрамы, черный от злости, почему он не мог улыбаться, я умру от стыда перед этими людьми. Звонким и беспечным голосом она воскликнула:
– Какая я идиотка, я забыла надеть часы, все эти прекрасные люди заставили меня выйти из кухни и танцевать с ними, я сейчас возьму мои миски и вещи…
– Да, ты сделаешь это, – сказал Роберт. – Ты сделаешь именно это. Я подожду перед входной дверью. – Он повернулся и пошел по аллее, обсаженной деревьями.
Том и вся компания, и мужчины, и женщины, вошли в кухню вместе с Линн. Болтая, она позволила им помочь собрать вещи и загрузить их в машину, в то время как Роберт сидел в напряжении на колесе своей машины, и ужасный стыд охватил ее.
– Едем, домой, – приказал Роберт.
Его машина летела со скоростью пули. Она понимала, что он был взбешен, и, сознавая это, она сама становилась еще злее. Какое он имеет право? Что он о себе вообразил?
– Проклятье! – закричала она. Чтобы этот вечер, начавшийся так прекрасно, мог закончиться такой досадной неразберихой.
Он уже поставил свою машину в гараж и ждал ее на аллее, когда она подъехала к дому. «Я хочу заговорить первой, и я это сделаю», – подумала Линн.
– Ты был невероятно груб, Роберт. Я почти не узнала тебя, – произнесла она с полным самообладанием.
– Груб, ты сказала? Груб? Я пришел туда как муж, разыскивающий свою жену.
– Ты ужасно меня смутил. Ты знаешь это.
– Я был обеспокоен. Почти полночь, и ни слова от тебя.
– Если бы ты был так обеспокоен, ты мог бы позвонить по телефону.
– Я звонил, я же говорил тебе. Разве ты не слышала меня? И затем я пошел искать тебя, и не нашел на кухне. И где же ты была? Ты танцевала? Представь себе, танцевала! Танцевала!
– Я танцевала пару минут, и я собиралась уйти в ту самую секунду, когда ты пришел.
– Ты танцевала намного дольше, чем пару минут. И не пытайся отрицать этого, потому что я был там.
Пойманная на лжи, нет, не на лжи, а на безобидной выдумке в общем-то безобидном деле, в которое они были вовлечены, она разразилась гневными упреками:
– Ты стоял там за деревьями и выслеживал меня? Это унизительно. Мне бы хотелось думать, что тебе стыдно, Роберт. Когда ты прямо выскочил из темноты, ты чуть ли не испугал людей до смерти. Тебе не кажется, что они все подумали, что ты, должно быть, шпионил? Ты был ужасен. Ты не ломал бы комедию, подобную этой, если бы кто-либо из них был полезен тебе в твоем деле. В противном случае тебе безразлично, что ты говоришь людям.
– Это неправда. Однако правда состоит в том, что я и гроша ломаного не дам за кучку псевдоутонченных пустозвонов. Я узнаю этот тип с первого взгляда. Я ни чуточки не доверяю ни одному из них, в том числе Лоренсу.
– Ты всех критикуешь. Ты всегда недоброжелателен. Ты ни с кем не согласен.
Фары ее машины, которые она забыла выключить, освещали фигуру Роберта.
– Выключи фары, – рявкнул он, – или у тебя сядет аккумулятор. – И, повернувшись спиной, он поднялся по ступеням на заднее крыльцо.
Она выключила фары. Она настолько устала, что ей трудно было переставлять ноги, и ей трудно будет выдержать эту словесную войну, которая, как она прекрасно понимала, была еще далека от окончания. Глубоко вздохнув, она последовала за ним на крыльцо.
– Псевдоутонченные пустозвоны, – повторил он.
– Что это, Роберт? – спросила она. – Скажи мне, что заставляет тебя презирать людей, которых ты даже не знаешь? Что заставляет тебя так сердиться? Сам-то ты себе нравишься? – И, сказав так, она почувствовала слабый ожог от подступающих слез.
– Пожалуйста, – сказал он, – избавь меня от своей доморощенной психологии, миссис «Фрейд».