Елена Лобанова - Фамильные ценности
И Зоино сердце согревалось робкой надеждой: кто знает, быть может, хоть в одной из девчонок ЭТО не угаснет?
Толстенький третьеклассник Илья играл сосредоточенно и серьёзно, но, как всегда, спотыкался на стаккато. Казалось, он цепляется за каждую клавишу, и резко отпустить её ему страшновато. Делать замечания этому ребёнку было бесполезно: все преграды в виде стаккато, трудных пассажей и быстрых темпов он в конце концов преодолевал самостоятельно, хотя медленно и порой мучительно. Он жил и познавал окружающий мир в своём собственном ритме, и всё, что могли сделать для него взрослые – это не мешать ему идти собственным путём, не отвлекаясь на чужой опыт.
– Но всё-таки попробуй с оттенками, хорошо, Илья? – попросила Зоя.
Он посмотрел на неё, взвешивая целесообразность предложения, и величаво кивнул.
«И как ему такому жить, бедняге? – сочувственно подумала Зоя, провожая глазами к двери плотную фигурку в синей курточке, с аккуратной нотной папкой. – А может, как раз наоборот: будут уважать! Солидный, слов на ветер не бросает…»
За Ильёй, будто для контраста, в классе возникла Анечка Жукова, эльф из эльфов. Чуть слышно поздоровавшись и грациозно освободившись от невесомого пальтишка, она подсела к пианино и прошелестела, не поднимая глаз:
– Гаммы и этюды?
– Как обычно, – подтвердила Зоя, чувствуя смутные признаки просыпающегося-таки раздражения.
Особенность Анечкиной манеры игры состояла в том, что в её исполнении любая вещь на любом инструменте, будь то старинное пианино или новенький концертный рояль, звучала не просто тихо, а едва уловимо. По неведомой причине эта вежливая девочка не выносила громких звуков. Если же Зоя, выйдя из себя, сердито приказывала ей встать и сама подсаживалась к клавиатуре, дабы показать, как веско и тяжело идёт тема фуги в басах или как звонко поют трели в сонате, Анечка цепенела и не дыша ждала окончания пытки. В нотах она демонстративно игнорировала пометки «форте», не говоря уже о «фортиссимо». Её трели не звенели, а шелестели, её темы в басах, крадучись, словно шпионы, на цыпочках пробирались от одной ноты к другой. За все четыре года обучения Зое с десяток раз удалось добиться от неё неуверенного «меццо-форте», и при этом у неё каждый раз складывалось впечатление, что ребёнок близок к обмороку.
«Нервная система! – безнадёжно думала Зоя, разглядывая идеально прямой пробор между двух белесых косичек. – И как только Марина с нами управлялась – и за психолога, и за сказочника, и за гипнотизёра?»
Уроки с Анечкой утомляли её больше других. И как удачно, что на этот раз не явилась следующая по расписанию новенькая Света. Зоя успела спокойно выпить кофе (чашка и кипятильник были припрятаны на такой случай на верхней полочке шкафа), и никто не помешал ей, и мысли её вновь пришли в равновесие и плавно устремились по субботне-воскресному руслу…
Давыдов явился, как всегда, неожиданно.
– Костик, ты сегодня раньше или опоздал? – рассеянно уточнила она.
– Я?! – как обычно артистически изумился тот. – Да практически вовремя, Зой-Никитишна!
Зоя посмотрела на часы, потом на расписание.
– До конца ТВОЕГО урока осталось практически пятнадцать минут.
Безжалостная истина повергла Давыдова в печаль. Вздохнув из глубины души, он опустил светлые вихры.
– Честное слово, в послед…
– Ладно уж, садись. Надо же тебя как-то выпускать!
Это было сказано в минуту слабости. Хитрый Давыдов тут же оценил всё значение и выгоду опрометчивого словечка «как-то». С показной поспешностью он уселся за пианино. Он готов был хоть сейчас «как-то» выпуститься! Кое-как сыграть кое-что. Пятнадцать минут позора – и долгожданная свобода!
Зоя вдруг пришла в ярость. «Вот и обучай такого искусству! Передавай ему мастерство!»
– Ноги! – холодно приказала она.
Давыдов испуганно вытащил из-под педалей ножищи сорок четвёртого размера.
– Хроматическая гамма. В терцию!
По её тону Костик определил, что приговор окончательный, и покорился. Он неуверенно приподнял было руки…
И тут выяснилось, что родился он под счастливой звездой.
Дверь открылась, и на пороге показался не кто иной, как сам директор школы искусств Иван Флориантович.
– Занимаетесь? – пророкотал он в регистре контроктавы и, шагнув в центр класса, огляделся со странным выражением. – Дело хорошее…
После этого замечания он сделал паузу и зачем-то возложил руку на плечо Дадыдова. Костик, вытянувшись в струнку, снизу вверх преданно таращился на директорские усы.
– Стол у вас, голубушка Зоя Петровна… м-да… – неопределённо высказался Иван Флориантович и обратился к Давыдову. – Скажи-ка… э-э…
– Костя! – смекалисто подсказал тот.
– Ты далеко живёшь, Костя?
– Почему далеко? Три минуты быстрым шагом.
– Так вот тебе, Константин, поручение… Пылесос у вас дома есть? Только хороший, мощный?
– Ну да! «Самсунг», – удивился Давыдов, на этот раз непритворно.
– Значит, жду тебя ровно через три… нет, через шесть минут с пылесосом «Самсунг»! – распорядился директор и пояснил: – Как сказал классик, к нам едет… – тут он сделал паузу и прокашлялся. – Короче говоря, в понедельник здесь будет вице-губернатор! Вместе с телепрограммой «Искусство – детям»!
Через час школа была полностью укомплектована вениками, швабрами, щётками, чистящими порошками, гелями, спреями для мытья окон и даже десятком тупых скальпелей для соскабливания с пола жвачки. Все до одной занавески были сняты, отнесены в квартиры учеников и погружены в стиральные машины «Занусси», «Индезит» и «Эл-джи интелловошер», включённые в режиме деликатной стирки. Старшая вокальная группа под руководством хоровички Эльвиры разгребала листья со стороны фасада. Три родительницы младшей группы драили парадные двери и окна. Давыдов в компании с подоспевшей на урок Федченко пылесосили красную ковровую дорожку, долженствующую вскоре устелить лестницу. Зоя обновляла ножки стола с помощью самоклеющейся плёнки оттенка «красное дерево», в спешном порядке закупленной на всю школу хореографическим отделением. Сами хореографы уже успели поменять плафоны на светильниках в репетиционном зале и теперь при полной иллюминации отскабливали жвачки от своего данспола.
«Вот тебе и искусство – детям! Вот и обучение мастерству!» – с весёлой злостью вертелось в голове у Зои.
Давыдов вдруг вспомнил, что в половине пятого у него тренировка по лёгкой атлетике в спорткомплексе «Юность».
– Интересно, когда ты успел туда записаться? Ты же, мама сказала, ещё даже на физкультуру не ходишь после перелома!
– Когда это она сказала? Я уже кросс два километра бегал!
– Надо же! И за все два километра ничего не удалось сломать? Пришлось ещё и на лёгкую атлетику идти? Ну, не переживай, это ненадолго.
– Зоя Петровна! – оскорбленно взревел Давыдов и бросил ручку пылесоса.
Тут обнаружилось, что Федченко повредила руку.
– Зоя Петро-о-овна, боли-и-ит! – капризно заныла она и сунула здоровенную ладонищу под нос Зое. Тоня Федченко была девушка крупная. В особо мечтательные минуты Зоя помышляла когда-нибудь попробовать с ней этюд-картину Рахманинова.
Сейчас Зоя в недоумении повертела перспективную ладонь. Та выглядела совершенно нормально.
– А-а!! – вдруг взвизгнула Федченко. – Вы её повернули!
И что есть силы затрясла кистью. Зоя посмотрела ей в глаза. Потом в глаза Давыдову. У них был почти одинаковый цвет радужки: серый, с тёмно-рыжими вкраплениями. И одинаково невинное выражение лица.
– А не пошли бы вы… прогуляться? – предложила она, стараясь держать себя в руках. И взялась за ручку пылесоса.
– Н-нет, ну почему… ещё минут десять у меня есть, – рыцарски заверил Давыдов и опять протянул руку к пылесосу. Тонечка Федченко страдальчески смотрела на кисть. Невинные глаза её наполнялись слезами.
– Иди уж, Тоня, иди домой, – не выдержала Зоя. – Сегодня руку побереги, а на ночь – компресс…
– Это как так – побереги?! – громыхнул за плечом директорский бас. – А ковёр в библиотеке? А в приёмной?! – и он ободряюще шлёпнул пострадавшую руку. – Ерунда, до свадьбы заживёт! Или вы, девушка, срочно замуж собрались?
В этот момент Тоня Федченко собралась всё-таки заплакать. Но Иван Флориантович так решительно взял её за талию одной рукой, а другой так ловко подцепил Давыдова вместе с пылесосом, что ни тот, ни другая и опомниться не успели, как уже жужжали в библиотеке, пререкаясь:
– А в этом углу?
– Там чисто! Глазами смотри!
– Я говорю – В ЭТОМ!
– Ну так убери стул оттудова!! И вообще он не там, а во-он там стоял!
– Да всё нормально, по фэн-шую!
– Не «оттудова», а «оттуда», – машинально поправила Зоя.
Тогда они вовсе замолчали, с ненавистью двигая стулья и волоча пылесос из угла в угол. Ненависть, надо думать, относилась не в последнюю очередь и к Зое.
«И за что бы? – рассудила она. – Добро бы по моей квартире с «Самсунгом» бегали…»
