Елена Лобанова - Фамильные ценности
– Возьмите мою, – предложила кузина Люси и одарила Олега особенным взглядом. Ногти у неё сегодня были серебристо-серые, сантиметра по четыре длиной, и серебристым обведены глаза. А глаза, как всегда, отливали ведьминской зеленью. Но Олег лишь хмуро кивнул.
В дверь позвонили. На сей раз открыть поспешила тётя Лора.
Две дамы – одна пожилых, а другая весьма пожилых лет – торжественно вступили а комнату, вознося два пластмассовых подноса общепитовского образца. На первом красовалось блюдо с горкой жареной рыбы, на втором – громадный двухъярусный торт, усыпанный орехами и цукатами. При взгляде на него Зоин рот рефлекторно переполнился слюной.
– Тётя Таня! Тётя Алла! – вскричала Настя. – Да разве ЭТО можно съесть?!
– Придётся, – низким голосом скорбно молвила одна из старушек.
Вторая кокетливо помахала рукой:
– Привет честной компании!
«Ещё родственницы!» – догадалась Зоя. И в ту же минуту Настя пояснила шёпотом:
– Ещё соседки!
Соседки пылко стиснули именинницу в объятиях и исчезли, но вскоре вернулись со стульями – очевидно, своими собственными, поскольку осведомились деловито:
– Может, ещё посадочные места требуются?
– Да нет, все вроде разместились, – отказалась тётя Лора несколько неуверенно. – Вы, главное, сами садитесь скорей! И познакомьтесь с нашими родственницами…
В процессе знакомства и уверений во взаимной приятности в дверях возник новый гость – художник. На сей раз ошибиться Зоя никак не могла: длинные клочковатые пряди волос спускались на плечи, бледное мрачно-утомлённое лицо хранило следы творческих мук, а руки сжимали картину, наискосок перевязанную лиловой лентой. Правда, увидеть произведение сразу не удалось: мельком показав подарок имениннице и пробормотав что-то вроде «Зднимрж, Анси», автор сдёрнул ленту и почему-то поспешно засунул своё творение между диваном и книжным шкафом, оборотной стороной к зрителям. От этого комната моментально уменьшилась вполовину, и стало положительно непонятно, каким образом втиснулись в неё восемь взрослых людей, не считая Саши.
Гости, впрочем, не жаловались на тесноту, а дружно возмущались скромностью автора.
– Ну что вы в самом деле, Николай Евгеньич! Искусство – всё-таки средство общения! Что за картина без зрителей? – сердитым дуэтом щебетали старушки.
– Точно! Искусство принадлежит народу, – солидно поддержал Олег.
– Просим вас, Николай! – внесла свою лепту тётя Лора.
Саша невежливо дёргала художника за руку. Тот руку не выдёргивал, но непреклонно качал головой всё с тем же мрачным выражением лица.
Проблема разрешилась неожиданно: новая пара гостей, мужчина и женщина, оценила ситуацию с порога.
– Колян, не бузи, – кратко приказал мужчина и кивнул своей спутнице.
Вдвоём они ловко извлекли картину из укрытия, повернули и прислонили к шкафу.
– Восхищайтесь! – разрешил новый гость.
И по этой команде все действительно онемели от восхищения.
На картине была изображена Настя. Это был её портрет. Точнее, так всем показалось с первого взгляда. А примерно взгляда с третьего все разглядели, что ничего подобного, никакой не портрет, никакая не Настя – просто заметно некоторое сходство в чертах лица. И даже не столько в чертах, сколько в выражении.
Изображена была на картине женщина с гитарой. Она не играла, не пела, а просто смотрела на зрителей, обняв гитарный гриф и прижавшись к нему щекой. Но смотрела она так, что песня сама лилась из её глаз и наполняла комнату. Эта картина излучала мелодию, и от её безмолвных, однако же явных звуков смотрящим хотелось то ли тоже запеть, то ли заплакать, то ли всё вместе одновременно. Не сказать чтобы женщина поражала молодостью или красотой – в лице её выражалась привычная терпеливая усталость, и слабая улыбка на губах как будто готовилась вот-вот скрыться, померкнуть. Зато глаза у неё были светлые, лучистые, сияющие… Настины глаза.
– Классно! – тоненько вскрикнула Саша, и тут все очнулись и принялись хвалить картину на все лады.
Восторгались точностью линий, сюжетом, деталями и композицией в целом. Отмечали скупость и вместе с тем выразительность цветовой гаммы и ключевую роль контраста: лицо, рука женщины и жёлтый корпус гитары выступали из мрака, торжествовали над ним. А уж глаза гитаристки… Впрочем, гитаристки ли? Тут мнения зрителей разделились.
– Конечно, гитаристка! Да она же просто одно целое с инструментом! Вы что, не замечаете? Сразу чувствуется – профессионал! Артистка! – горячились старушки.
– А вот и не обязательно! – небрежно пожимала плечом Люси, ненароком задевая ведьминским взглядом Олега. – Попалась под руку чужая гитара… случайно. И схватила – так, для ракурса!
– Две гитары за стеной… – бархатно промурлыкал тот и тут же, прервав сам себя, замотал головой: – Не-ет, но рука, вы только гляньте… А?! Рука-то музыкальная!
В процессе обсуждения познакомились с последней парой гостей: ими оказались Настина одноклассница с мужем.
Постепенно застолье оживилось: тарелка с котлетами опустела, блюдо с рыбой обмелело, и Саша была откомандирована в кухню за новой порцией салата.
Пили за красоту, молодость, здоровье и личное счастье именинницы; за верных друзей, а также близких и дальних, однако не менее близких по духу родственников; за редкостных соседей; за удачу, смелость и успех; за то, чтобы однажды в тёмной подворотне на именинницу напали деньги и чтобы спастись от них… На середине тоста зазвонил телефон. Попросили Настю.
– Стасик, здравствуй! Приятно тебя услышать!
Что же это за голос такой, думала Зоя. Это же опера «Кармен», выходная ария героини, соло заслуженной артистки. И все вокруг невольно затихают, словно готовясь аплодировать…
– …Спасибо, спасибо! Но я отношу твои слова только на счёт дня рождения…
…или неразменный рубль. Всякое ничтожное, вскользь сказанное слово каким-то чудесным образом превращается в совершенный круг и сверкает-сияет, и звенит, звенит…
Настя положила трубку. Сказала растерянно:
– Стас приглашает меня в Питер. Говорит, что будет всюду носить на руках…
Люси смотрела на неё глубоким красноречивым взглядом.
Хорошо, что Настя его не видела.
Глава 14
Лестница вела всё туда же – на второй этаж, мимо обшарпанного лже-кожаного дивана в тёмный коридор с глухими дверями и фальшивыми звуками. Основной маршрут Зоиной жизни.
Как обычно, она преодолела его точно к восьми часам. Упорные призывы Ан-Палны являться к рабочему месту на четверть часа раньше и «готовиться к приходу учащихся» (непонятно как: массировать пальцы? разыгрываться? распеваться?) наталкивались на молчаливое, но столь же упорное сопротивление педагогического коллектива. По счастью, учащиеся также не проявляли особой пунктуальности и, в свою очередь, тактично позволяли педагогам если и не разогреть пальцы хроматическими гаммами, то по крайней мере расстегнуть и повесить пальто, а кому-то даже подкрасить губы, взбить волосы и сбрызнуть их лаком «Прелесть», приютившимся в недрах шкафа за пыльными стопками нот.
Сегодня, в пятницу, мир выглядел чуть более милосердным, чем в другие дни недели. Впереди обозначалась суббота – призрачный символ свободы, или по крайней мере символ возможности выбора: заняться ли с утра пораньше стиркой или отправиться на базар за картошкой, попробовать ли уговорить Пашку пойти вместе или сначала позвонить маме – может, и у неё кончились овощи, или всё-таки собраться наконец с силами и устроить генеральную уборку?
Кроме этих обязательных мероприятий маячили на заднем плане несколько дополнительных забот вроде: не пора ли чистить ковёр подаренной Ирусей чудо-пеной? заклеивать окна на зиму? наводить порядок в книжном шкафу?
Но все эти вопросы в пятницу имели приятный оттенок необязательности, поскольку часть упомянутых занятий можно было со спокойной совестью перенести на воскресенье, а часть – на следующую неделю или даже в область неопределённого будущего.
А помимо всего прочего разве не полагалось именно накануне субботы вспомнить о том, что существуют в мире также и развлечения – встречи с подругами, театры, книги, журналы по вязанию, парикмахерские, в конце концов?! Уже сама мысль о них бросала радужный отблеск на унылое рабочее утро пятницы.
Надо было отдать должное и ученикам: никто сегодня не пытался испортить Зое особое пятничное настроение. Близнецы Маришка и Иришка, пяти лет от роду, осваивали только самое начало репертуара пианиста и пока что с первозданным удовольствием исполняли «На зелёном лугу, их-вох» и «На горе-то калина». Глаза их сияли, каштановые локоны одинаково подпрыгивали на плечах, коротенькие пальчики то и дело попадали мимо, но дух соревнования не позволял остановиться, не доиграв пьеску до конца.
– Одна перед одной! А как гости придут – так весь вечер у нас концерт! – докладывала мама, красавица с такими же роскошными локонами до пояса.
