Фэй Уэлдон - Сын президента

Изабел звонила из студии. Она чувствовала себя здесь увереннее, привычнее, менее уязвимой и подверженной панике, чем дома. Джейсон был благополучно доставлен в школу; друзья горячо приветствовали его, он отвечал с барственным спокойствием. Но тут же принялся кататься по полу под самым носом у миссис Пелотти.

— Я вижу, вы привели его вовремя, — заметила миссис Пелотти. — Встань с пола, Джейсон, стой прямо, как все остальные.

Джейсон встал и уставился на нее из-под нахмуренных бровей, выпятив пухлую нижнюю губу, точь-в-точь как Элвис Пресли.

— Кого он мне напоминает? — сказала миссис Пелотти.

— Меня? Хомера? — спросила Изабел.

— Нет, — сказала миссис Пелотти. — Он никогда не чуточки не казался мне похожим на вас или вашего мужа. Ни внешне, ни внутренне… Знаю. Этого красавчика политика из Америки. Дэнди Айвела.

— Лично я не вижу никакого сходства, — отрезала Изабел.

— Не задерживайтесь, когда придете за ним, — сказала миссис Пелотти, переходя к другим родителям, где ее ждали свои задачи. — Это его расстраивает. Он очень горд, понимаете, как маленький принц. Очень своеобразный ребенок, а я такими словами не бросаюсь. Он вызывает во мне особый интерес.

9

— В двадцать два года, — сказала Изабел доктору Грегори, — я была очень упрямая девица с трудным характером и воображала, что сама могу позаботиться о себе. Я умела ездить верхом, доить коров, могла застрелить змею. У меня была степень по экономическим наукам, полученная в Сиднейском университете. Я приучила себя — так я думала — обходиться без матери. Без отца я обходилась всегда. Мужчины считали меня привлекательной, с некоторыми из них я спала, большую часть — отвергала. Когда мне было двенадцать, я случайно оказалась свидетельницей того, как два белых пастуха изнасиловали туземную девушку. Я наблюдала, как моя мать позволяет, чтобы ее обманом лишали земли и денег. Я решила: раз власть и деньги в руках у мужчин, заводить подруг — пустая трата времени. Я была честолюбива. Я была намерена добиться успеха. Это вас шокирует?

— Звучат ваши слова не очень красиво, — осторожно произнес доктор Грегори, — но ничего криминального в них нет. Я встречал много молодых женщин такого рода.

— Я спала со своим руководителем в университете, — сказала Изабел. — Так я получила степень.

— Нет, — сказал доктор Грегори. — Вам нравится думать, что вы получили ее таким образом. Я не сомневаюсь, что вы получили ее по заслугам и хорошенько потрудились для этого, как всякий другой. Я знаком со многими профессорами, лекторами и подобной публикой. Они предпочитают спать со способными студентками, чтобы не было столкновения интересов.

Изабел с удивлением обнаружила, что у нее текут слезы, Почему?

— Продолжайте, — сказал доктор Грегори немного погодя.

— Я ни разу ни в кого не была влюблена, — сказала Изабел. — Я думала, я отличаюсь от других людей. Чего-то мне не хватало. Остальные девушки были влюблены в нашего руководителя. Все, кроме меня. Я понимала, что это пустой номер. Однако думала, что это может быть полезным.

— Так.

— У меня странное лицо. Возможно, вы и сами это заметили. Меня лягнула лошадь. Удар судьбы. Я всегда полагала, что мужчины спят со мной из жалости, или потому, что они с приветом. Да что это со мной? Я рассказывала про все Хомеру: старая история. Почему же я плачу? Завтра вечером я должна появиться на экране. Что будет, если я до тех пор не перестану плакать?

— Какие странные причины для переживаний придумывает для себя человек, — заметил доктор Грегори. Это рассердило Изабел и остановило ее слезы.

— Когда мне было двадцать два, — продолжала Изабел, — я улетела в Англию, твердо решив пробить себе дорогу в журналистике. Я взяла с собой свои книги и оставила на две тысячи фунтов стерлингов долгов, в которые я влезла, зная, что никогда их не отдам. Не понимаю, зачем. Возможно, чтобы сделать возвращение невозможным. Я прекрасно выглядела, несмотря на свое лицо. Я выработала такую походку, пружинистую, от самого бедра, что люди смотрели мне вслед. Я могу произвести любое впечатление, какое захочу.

— В этом ваша беда.

— Еще до отъезда я брала уроки, чтобы избавиться от австралийского акцента. По-моему, это самое низкое, из всего, что я сделала. Я даже Хомеру в этом не призналась. Окончательное отречение от моего отца, так я на это смотрю. Полагаю, он оказался замешан в политике в Северном Вьетнаме.

— Вас не интересует политика?

— Не в том смысле. Господи, нет. Игра для мужчин.

— Понятно, — его голос звучал обиженно.

— Перелет был длинный. Мы приземлились в Сингапуре. Что-то случилось с мотором. Говорили, будто в него затянуло чайку. Нас поместили на ночь в довольно приличный отель. Я переспала с одним из пассажиров первого класса. Понимаете, я была напугана — нас сильно кидало, не говоря уж о чайке. Я была рада, что осталась жива. Все мы были рады. Он заплатил разницу и остаток пути я летела в первом классе. Это обошлось ему в тысячу монет, а может и больше. В первом классе чувствуешь себя в большей безопасности. Трудно представить, что все остальные пассажиры могут умереть, а когда летишь туристическим, представить это проще простого. Он был симпатичный мужчина.

— Что вы под этим понимаете?

— Он давал много взамен немногого. Он желал мне добра и заботился обо мне.

— Как отец?

— Пожалуй. — Пришла ее очередь фыркнуть и принять обиженный вид. Ей не очень по вкусу было соединение эротики и дочерних чувств. Это обесценивало и то, и другое.

— Когда мы приземлились в Хитроу, его встречала жена. Ничего не поделаешь, кем бы он для меня ни был. Он дал мне несколько полезных имен и адресов и сделал несколько телефонных звонков, в результате чего я была избавлена от компании австралийцев с их жмотством и поденной репортерской работы и вскоре очутилась в качестве любовницы, проживающей по месту службы, в доме промышленника, стареющего вундеркинда, преуспевшего в области электронных игр. Понимаете, мужчины этого рода передают девушек один другому. Вечно оказывают друг другу услуги. Им приятно делиться благами жизни, но, конечно, не на глазах у менее привилегированных людей. Секс для них тот же капитал. Капиталисты до мозга костей. Они и жен передают с рук на руки. Леди такая-то становится леди такой-то. И наоборот. Но, если она убежала с садовником, ей конец.

— Значит, вы ждете революции?

— Разумеется. Но в то время старая система вполне меня устраивала. Огорчало лишь одно: хотя я делила с ним постель, он не делил со мной стол. Если он устраивал званый обед, я не должна была попадаться на глаза. В театр, на оперные фестивали и подобные места он приглашал других девушек. Я знала, что я умней, образованней, красивей и привлекательней, чем все они, но я не шла в счет. Он стыдился меня. Я была реальной жизнью, они — мечтой, я была под боком, в пределах досягаемости, они — вне этих пределов, никогда по-настоящему до конца не завоеванные. Они могли раздобриться и позволить мужчине вторгнуться в их изнеженное тело за бриллиантовое кольцо или модные сапожки, но они никогда не теряли головы, как я, их не толкала на это страсть или необходимость.