Джейн Кренц - Золотой шанс

— У тебя есть ручка? Я расскажу тебе, как доехать до коттеджей.

— Да-да, где-то есть. — Она порылась в сумочке в поисках ручки и блокнота, надеясь, что ему потребуется много времени, чтобы объяснить ей дорогу. Сегодня вечером ей необходима компания, для чего сойдет даже Лайтфут. — Давай, я записываю.

Ник очень четко и сухо продиктовал ей инструкции, из чего она поняла, что по своей натуре он очень методичный и организованный человек. «Нужно это иметь в виду», — сказала она себе. Организованные, консервативные люди редко совершают поступки без особых на то причин. Никодемус явно далек от импульсивности.

Когда он договорил, она бросила блокнот обратно в сумочку и попыталась придумать повод, чтобы продолжить разговор. На другом конце провода повисла длинная пауза.

— Чем занимаешься? — задала она несколько пустой вопрос.

— Сейчас? Решаю кое-какие вопросы здесь, в Санта-Барбаре, чтобы я смог оставить офис на пару недель и не слишком беспокоиться, что «Лайтфут консалтинг» развалится.

— А-а.

— Да. Не особенно интересно.

— Примерно так же, как и сборы в дорогу.

— Ну да. Что ты ела на ужин?

— Ничего. В доме не осталось никакой еды.

Казалось, Ник выругался себе под нос.

— Почему бы тебе не поехать в город и не съесть гамбургер или еще что-нибудь?

— Я не голодна.

— Обещай, что, прежде чем выехать завтра в Порт-Клакстон, ты позавтракаешь, ладно?

— С какой стати я должна тебе это обещать?

— Доставь мне удовольствие. Мне кажется, ты недостаточно питаешься.

Она не собиралась спорить.

— Хорошо, хорошо. Позавтракаю. Ты удовлетворен?

— Пока да. Скоро увидимся, Фила. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — Она неохотно повесила трубку на рычаг. В желудке посасывало. Ей пришло в голову, что, вероятно, она все-таки голодна. Может, действительно стоит отправиться в город и перекусить?

Фила все еще сидела на чемодане, размышляя, насколько она в самом деле хочет есть, когда телефон снова зазвонил. Она подскочила и схватила трубку, угрюмо сознавая, что почти надеется услышать Ника, который решил, сочтя свои объяснения недостаточно четкими, дать ей более подробные инструкции.

— Алло?

— С этим не покончено, ты, сука, только потому, что уезжаешь. Ты солгала. Ты солгала про моего мужа. Он в тюрьме, потому что ты солгала. Они забрали детей. Детей нет, а мой муж в тюрьме из-за твоей лжи. Ты все испортила…

Фила сжалась и тихо положила трубку на рычаг, прерывая обвинительные всхлипывания Рут Сполдинг.

Глава 4

Филе не первый раз в жизни приходилось стоять у ворот и смотреть сквозь прутья решетки на большой семейный праздник, в котором она не участвовала. Они с Крисси провели свои подростковые годы, зная, что такое находиться снаружи и заглядывать внутрь.

Но Фила была вынуждена признать, что впервые стоит у таких элегантных ворот и наблюдает столь громадное сборище. Когда Лайтфуты и Каслтоны праздновали Четвертое июля, это было большим событием. Филе казалось, что на праздник приглашен весь Порт-Клакстон.

Обвив пальцами железные прутья решетки, она глазела на веселье. Широкая и невероятно зеленая лужайка была заполнена людьми в шортах, майках, рубашках с короткими рукавами и джинсах. Фила увидела четыре жаровни для барбекю, рядом с которыми стояли повара очень профессионального вида. По воздуху плыли ароматы жарящихся бифштексов и гамбургеров. Глубоко в горячие угли были закопаны кукурузные початки в алюминиевой фольге. На столах стояли огромные вазы с картофельным салатом, соленьями, приправами. Под полосатым навесом раздавали пиво и безалкогольные напитки.

Очень патриотично, и традиционно, и, в этих масштабах, очень дорогостояще.

Два величественных дома с длинными и изящными крытыми галереями виднелись на склоне холма за лужайкой. Заросший деревьями склон оттенял бескрайнюю ширь пляжа.

«Пляжные коттеджи» Лайтфутов и Каслтонов были высотой в два этажа и свежевыкрашены в классический белый цвет. Прелестные окошки с несколькими стеклами прикрывали темно-зеленые занавески. Фила была уверена, что ни один предмет мебели внутри не был изготовлен позже 1850 года. На мгновение ей показалось, что она повернула не там, где нужно, и оказалась не в том месте и не в том времени. А скажем, Виргинии или Мэриленде начала девятнадцатого века.

Перед домами развевался на ветру самый большой американский флаг, который она когда-либо видела.

— Чем могу вам помочь, мэм?

Это был не вежливый вопрос, а прямое обвинение. Услышав за спиной низкий мужской голос, Фила подпрыгнула. Она повернулась, почти ожидая увидеть перед собой охранника в форме с мощным ружьем и огромной собакой.

Перед ней стоял лысый человек плотного телосложения в гавайской рубашке. Однако рубашка, несмотря на свою яркость, ее не успокоила. Она сразу же почувствовала обычную непреодолимую враждебность к людям, которые считали, будто могут указывать, что ей делать.

— Помочь? — сладко переспросила Филадельфия. — Вряд ли. Ты не особенно похож на помощника. — И, снова отвернувшись, она продолжила наблюдение сквозь прутья решетки за пикником по случаю Четвертого июля.

— Туристам вход на праздник запрещен, только местным жителям, а я вас не узнаю, мэм. Лучше идите своей дорогой.

— Ладно тебе, генерал, я здесь нахожусь по просьбе его чести. — Фила снова отвернулась.

— Какой еще его чести? Что за чушь? Кончай ломать комедию, подруга, и уматывай отсюда. Это частная собственность. В эти ворота позволено входить только местным жителям и друзьям семьи.

Огромная рука, тяжелая, как стальной каркас, сомкнулась на ее плече.

Женщина потеряла терпение. Она попыталась сбросить эту мощную руку, но не смогла. Это ее еще больше разозлило.

— Сними с меня свою руку, ты, обезьяна. Я тебе сказала, у меня приглашение.

— Вот как? Тогда, может быть, ты мне его покажешь?

Фила подняла глаза на лицо, на котором выделялся неоднократно переломанный кос. Плотна сжатые губы этого человека покрывала тонкая полоска жестких усов. Его до боли выпрямленная спина навела на мысль.

— Бывший морской пехотинец, да? — рискнула она.

— К вашему сведению, мэм, такого понятия, как бывший морской пехотинец, не существует. Мужчина остается морским пехотинцем до дня своей смерти.

— Какое несчастье, — произнесла Фила. — Тяжело тебе будет нести такой груз до конца своих дней.

Ярко-красный румянец вспыхнул на загорелом лице мужчины. Тонкие усы зашевелились, а глаза-бусинки чуть не выкатились из орбит от ярости.

— Ты, болтливая маленькая…

— Сейчас же убери от меня руки, а не то я позову адвоката и засужу тебя по гроб жизни!