Элизабет Лоуэлл - Идеальная женщина
Энджел твердо решила, что больше не допустит такого пренебрежения правилами ловли. Рыбаки уже поговаривали о приближении нереста лосося.
Если рыба поведет себя так, как это было в прошлые годы, то одна из любимых бухточек Энджел станет приютом для огромных косяков рыб на их пути в бесчисленные речушки, прорезающие горные массивы острова.
Потребуется шесть часов, чтобы добраться на катере в Нидл-Бей, но Хок наконец согласился выделить пять дней на это путешествие.
Чтобы высвободить это время, он работал не покладая рук, так что последние три дня Энджел виделась с ним крайне редко.
Впрочем, она тоже была занята. Ей доставили и установили старую печь для обжига, которую она купила в Сиэтле. Вместе с печью пришел огромный ящик, полный тщательно упакованных кусочков стекла, который прислал знакомый владелец художественной галереи в Сиэтле. На крышке ящика было написано:
«Невероятные цены. Разорилась стеклоплавильная фабрика. Более крупные куски отосланы в твою студию в Сиэтле».
Нанятые рабочие установили печь в северной части дома. Под любопытным взглядом Дерри Энджел начала распаковывать ящик. Дерри устроился в кресле, приготовившись смотреть, что она будет делать с яркими и невероятно острыми кусочками стекла.
— Ты уверена, что тебе не нужна помощь? — лениво поинтересовался Дерри.
Энджел улыбнулась ему и вернулась к работе.
— Да ты побьешь мне все содержимое ящика.
— Ты же все равно будешь дробить их на мелкие фрагменты, — насмешливо заметил Дерри.
— В отличие от тебя я разбиваю их художественно осмысленно.
Крышка отлетела в сторону. Энджел отложила гвоздодер и натянула замшевые перчатки — края стекла были остры, как бритва.
— Осторожно, — предупредил ее Дерри.
Энджел бросила на него выразительный взгляд. Дерри улыбнулся и пожал плечами.
Никто из них не заметил, что в дверях студии появился Хок, которого привлек скрежет металла.
— Это смертельно опасная штука, — продолжал Дерри, поглядывая на ящик.
— Да, если ты неосторожен.
— А кто бинтовал тебе руку в прошлый раз, когда ты порезалась? — сухо поинтересовался Дерри.
— Я сама и бинтовала, — ответила Энджел, не поднимая головы от стекла. — Ты тогда развлекался с друзьями в Ванкувере.
— Клевета!
— Истинная правда.
Энджел отложила в сторону упаковочную бумагу и восхищенно вскрикнула:
— Джесс нашел для меня великолепный материал!
Она начала осторожно раскладывать самые крупные куски стекла по гнездам на полках, которые тянулись вдоль одной из стен мастерской.
Большую часть присланного материала составляли фрагменты так называемой холявы — цилиндрических заготовок листового стекла, ценимых Энджел за их несовершенство. Кусочки различались по цвету, структуре, толщине, и она использовала их, чтобы придать глубину и объемность своим работам.
— Какой ужасный цвет, — заметил Хок.
Энджел удивленно оглянулась, затем снова перевела взгляд на кусок стекла размером с тарелку. Его окраска менялась от бледно-пурпурной до черной, а поверхность искажали многочисленные вмятины и пузыри.
Энджел поднялась и поставила кусок стекла на пути солнечных лучей, падающих через окно мастерской. Внезапно стекло ожило, сверкая и переливаясь в ее руках.
— Оно великолепно.
— Но в нем есть дефекты, — возразил Хок.
— Такова жизнь. Именно это придает ей красоту.
Хок на мгновение замер, пораженный как словами Энджел, так и всплеском цвета.
Энджел осторожно положила стекло в гнездо, где лежали другие кусочки того же оттенка. Хок молча наблюдал за ней, но Энджел не заметила этого, так как увидела в ящике нечто чрезвычайно для себя интересное.
— Ну-ка что это такое? — пробормотала она, лихорадочно принимаясь за работу.
Она обнаружила в ящике несколько фрагментов двухслойного стекла, где основным цветом был яркий насыщенный ореховый, а под тонким слоем переливающегося коричневого лежал слой бронзового оттенка. Если обработать стекло кислотой, то бронза выступит на поверхность, придавая глубину коричневому цвету.
— Как солнечный луч на перьях ястреба, — пробормотала Энджел.
«Как золотистый оттенок в глубине глаз Хока», — добавила она про себя.
Хок шагнул вперед, и по телу Энджел мгновенно пробежала волна тепла — неизбежная реакция на этого мужчину, которую она не могла подавить.
Чем дольше Энджел находилась рядом с Хоком, тем больше ее тянуло к нему, хотя она ничего не знала о его чувствах.
Хок направился к ней, привлеченный красотой стекла и красотой женщины, которая держала в руках это стекло. Он остановился так близко к Энджел, что, когда она повернула голову, ее волосы коснулись его груди.
— Надеюсь, это тебе понравится больше? — Энджел слегка отстранилась и показала кусочек коричневого двухслойного стекла. Придирчиво осмотрев его, она объявила: — Безупречное.
Хок смотрел на волосы Энджел, которые сверкали в лучах солнца так же ярко, как осколок стекла. В уме его все еще отзывались эхом ее слова о красоте и о жизни с ее недостатками.
Неожиданно Хок осознал, что непроизвольно намотал ее локон на палец и поднес его к губам. Он мгновенно опустил руку, разозлившись на себя за то, что не смог противиться чарам, которыми окутала его Энджел. Хок дал себе слово освободиться от них как только представится случай во время их предстоящей пятидневной поездки.
Хок резко отвернулся:
— До нашего отъезда мне надо сделать еще несколько звонков.
Энджел смотрела вслед Хоку. Несколько мгновений она остро чувствовала тепло его дыхания, словно что-то касалось ее волос. Взглянув на Дерри, она криво улыбнулась.
— Похоже, я разозлила твоего мистера Хокинса, — с притворной беспечностью заметила Энджел.
Во время этой сцены Дерри не видел ничего, кроме широкой спины Хока, и теперь, пожав плечами, поднялся, опираясь на костыли.
— У него просто такая манера поведения, Энджи. Ничего личного. Чем бы он ни занимался, он груб и упрям.
Энджел только хмыкнула в ответ.
Дерри проковылял к двери:
— Пойду-ка я лучше почитаю. Если порежешься, зови.
— Не споткнись о сумки, которые я приготовила для миссис Карей. Я оставила их в коридоре.
— Хок уже загрузил эти сумки в багажник машины. Он решил, что ты приготовила их для поездки.
Энджел задумчиво смотрела в окно, думая о Хоке. И после десяти дней знакомства этот мужчина оставался для нее таким же загадочным, каким показался при первой их встрече.
Большую часть времени Хок был сдержанным и грубоватым, постоянно смущая ее взглядом своих темно-карих глаз, которые следили за каждым ее движением. Во время поездок на катере или машине он изредка касался ее тела, запястий, щеки, но эти касания неизменно были легкими, мимолетными.
