Наталья Труш - Игра по чужому сценарию
– Надо ехать, мам Лар! – сказал утром Пашка, которого Лариса поймала перед отъездом его в институт.
– Я знаю, что надо. Но как? Поезд не идет туда, я смотрела карту – это в такой глуши. Автобус?
– Лар, на фиг автобус?!! Поедем на машине! Поведем по очереди.
– Да, ты прав. Так и сделаем. Ты со мной?
– Конечно!
Вечер Лариса провела у Кати с Лешей. Все трое были подавлены сообщением о смерти Шурика. Хоть дружба «семьями» у них не получилась из-за вечной Шуриковой занятости, но Ларискино горе их объединило. Катя хлюпала носом и гладила подругу по трясущейся от рыданий спине.
– Лар, ты поплачь, поплачь... Полегче станет. Леш, где у нас водка?
Леша вскочил, пошарил в шкафчике у плиты, нашел початую бутылку водки.
Выпили. Леша тут же снова наполнил рюмки. Лариса смотрела сквозь прозрачную жидкость, словно на дне хотела увидеть ответы на все свои вопросы. Слезы непрекращающимся потоком текли по ее щекам, капали на стол, на дольку огурца, который подвинула ей под руку сердобольная Катя, и в рюмку с горькой водкой.
– Кать, за что, а? Ну почему все шишки на меня? Ну, только вроде все налаживаться стало, и вдруг...
Этой ночью Лариса получила еще одно письмо от неизвестного друга Шурика. Он писал о том, чем занимался в жизни Александр Иванович Корытников. И оттого, что вся жизнь у него была посвящена борьбе с невидимыми врагами, которые кишмя кишели на просторах любимой Родины, ближнего и дальнего зарубежья, Ларисе было невыносимо жалко Шурика. Ну и конечно же себя. Правда, она не очень поняла одного: если его больше нет, то зачем кто-то пытается рассказывать ей, в общем-то посторонней женщине, чуть ли не военные тайны? Как-то это не очень было логично. А если учесть, что логика была Ларисиным коньком, то она призадумалась не на шутку.
И еще что-то ее царапнуло, но она не могла вспомнить – что именно. Она стала медленно перечитывать письма. Что-то было в них не то. Кроме того, что последняя информация была лишена логики, что-то еще тревожило Ларису. Она прочитала оба письма по десять раз. И никак не могла понять, что же ее насторожило. Ну, с одной стороны, слишком уж много подробностей о работе Шурика, про которую сам он упорно молчал, а если и говорил, то лишь намеками. Во-вторых, что-то еще неуловимое... Но вот что?!!
Впрочем, что бы там ни настораживало Ларису, а Шурика больше нет, и ей предстоит страшное – похороны любимого человека.
Утром, чуть свет, к Ларисе пришла Катя.
– Как ты? – спросила с порога, всматриваясь в покрасневшие глаза подруги.
– Плохо. Не спала почти.
– Лар, ты без сил останешься! Спать надо!
– Надо, но не могу. А сегодня еще и голову ломала всю ночь. Что-то меня в письмах этих цепляет, а что – понять не могу.
– Покажи! – попросила Катя.
– Читай, – открыла подруге свой почтовый ящик Лариса и пошла в кухню поставить чайник.
Подруга буквально раскрыла ей глаза.
– Ну, что я могу тебе сказать... – Катя задумчиво раскачивалась на стуле. – Ты ничего не говорила про то, как написаны письма, а сейчас я вижу, что писал их не очень грамотный человек. И вообще, очень много особенностей, я тебе сейчас...
– Стоп! Стоп, Катя! Вот! Ты уловила то, что царапнуло меня, – безграмотность. Причем какая-то особенная. Смотри, вот это эсэмэска Шурика. А вот письма неизвестного человека. Смотри, и тот и другой делают ошибку в слове «сделать» – «з» вместо «с», и в слово «наверное» и тот и другой пишут «новерно». Это совпадение? А еще он, Шурик, всегда пишет букву «е» там, где она нужна. Большинство людей эту букву вообще не замечают и на письме компьютерном или на клавиатуре мобильника набирают «е» там, где слышат «е». А тут, в письме, везде стоит «е». Это может быть еще одним совпадением?
Лариса говорила скороговоркой. Это было невероятно, но все складывалось. Как кубики.
– Лар, ошибки абсолютно одинаковые – это я тоже заметила. И еще одна особенность: человек, который написал тебе письма, так же, как твой Шурик, не признает прописные буквы и обожает многоточия. – Катя пожевала нижнюю губу. – Знаешь, подруга, а ведь одной рукой написано это – и эсэмэска от твоего Шурика, и письма от его друга. И это я тебе говорю как учительница русского языка и литературы. Если хочешь, как филологиня! Вкручивает тебе кто-то. Если не он сам...
Лариса и сама видела, что вкручивает. Знать бы – кто. И вот еще. Было у нее предчувствие какое-то. Нет, когда сообщение о смерти Шурика пришло, она себя не помнила. Чуть рассудка не лишилась. Спасло то, что разрыдалась в голос.
А вот потом как-то резко отпустило. Как-то не скорбно, что ли, на душе было. Лариса это ощущение хорошо уловила, удивилась, но отмела. И вот на тебе! Ощущения-то не на пустом месте были.
– Кать, а что делать-то теперь? – Лариса ждала от подруги ответа.
– А черт его и знает, что теперь делать... – Катерина подумала, пожевала кончик хвостика, в который у нее были завязаны волосы. – Слушай, попробуй этого «писателя» на откровенный разговор вытянуть, напиши ему, что собираешься ехать в эту деревню, в... как ее...
– В Листвянку.
– Да, в Листвянку. Подробности повыкачивай. Может, что-то прояснится...
– Знаешь, Кать, я боюсь об этом думать, настолько все это невероятно, но мне кажется, он жив. Я не могу объяснить свои ощущения, но мне так кажется, понимаешь?
Они сидели в тесной кухне, пили чай. Глаза у Ларисы лихорадочно горели, и Катя даже поймала себя на мысли: не двинулась бы подружка рассудком и в самом деле.
– Лар, ты только аккуратно сейчас со своими этими предположениями, ладно? Боюсь, ты накрутишь сейчас себя, потом страшно будет принять правду. Ты давай начни с письма этому приятелю, ладно?
Лариса так и сделала, но ответа не получила. До 9 ноября ей не было никаких сообщений.
Девятого она отправилась с утра в храм, потом на рынок, где выбрала цветы – розы и белые хризантемы. И опять у нее мелькнула мысль, что это все не по-настоящему.
У лифта столкнулась с дворничихой.
– С праздником, – кивнула та на цветы.
«С каким?!» – подумала про себя Лариса и грустно улыбнулась, а ответить ничего не успела. Створки лифта закрылись, и кабина поползла вверх.
Дома Лариса посмотрела внимательно на свое отражение в зеркале. «Бог мой! – пронеслась мгновенно мысль. – Постарела-то как!»
До вечера Лариса занималась обедом, хотя есть не хотела и вообще на целых два дня собиралась уехать из дома. Потом из школы пришла Катя, доложила, что утрясла все вопросы с их отсутствием на работе. Пашка тоже не задержался в институте. Лариса накормила его. Ребенок отличался завидным аппетитом, и, глядя на него, Лариса искренне радовалась. Пашка с детства в этом вопросе был покладистым, ел, как говорится, с краю, и уговаривать «за маму, за папу, за кошку и собачку» его не приходилось. При этом был он не толстым и даже не упитанным, а самым обычным. А в детстве даже худеньким. Видать, все, что съедал, активно сбрасывал, нарезая круги по двору. Не в коня корм!
