Светлана Демидова - Любовь к человеку-ветру
– Ну и сколько можно ждать? – резко спросил Павловский одного из своих подчиненных. – Я обещал, что к Новому году у него непременно будет квартира в центре с видом на Николаевский парк!
– Да нашел я одну-у… – жалобно протянул сотрудник и зачастил. – Хорошую. В старом фонде. Три комнаты. Кухня пятнадцать метров. Эркер[3] есть, представляете! И как раз окнами в парк!
– Кто хозяин?
– Мужик молодой. Тридцать лет.
– С кем живет? Семья есть? Что из тебя все вытягивать надо! – рассердился Павловский.
Молодой человек, лет двадцати пяти, по имени Сергей, вытянулся перед ним во фрунт и наконец четко отрапортовал:
– Значит, так! Молодой мужик, Задворьев Алексей Васильевич, живет один, потому что родители его давно умерли, а сестра проживает в другом городе и никакой доли в этой жилплощади не имеет… Баб, конечно, Задворьев водит. Но все время одних и тех же: соседок по лестничной площадке.
– И много их у него?
– Соседок-то? Соседок полно: на их лестничную площадку выходит целых четыре квартиры. Но этот Леха крутит романы только с двумя, зато одновременно! – Сергей прыснул в кулак.
– Че ржешь? – спросил Павловский.
– Да так… Этот Задворьев, похоже, спит и с мамашей, и с дочкой ее. И я, честно говоря, его понимаю.
– Да ну?! Давай-ка с этого места поподробнее!
– Да пожалуйста! Дочке… не знаю, сколько лет, но не пацанка. Думаю, меня постарше будет. Очень миловидная… А мамаша… В самом соку тетка… Про таких говорят «ягодка опять». Думаю, ей лет сорок с гаком.
– Думаешь, Эльза этому… как ты сказал… Задворьеву… не понравится?
– Трудно представить такого урода, которому не понравится Эльза!
– И в чем же дело? – Павловский оскалил свои ровные зубы в пренебрежительной улыбке.
– Так ваших указаний ждем!
– А без указаний прямо и не знаете, что делать? – съязвил Александр Григорьевич.
– Знаем, конечно… – замялся Сергей.
– Чего ж ломаешься тут передо мной, как копеечный пряник?
– У Эльзы машина в автосервисе…
– Опять!!! – взревел Павловский. – А ну пригласи ко мне эту диву!
Сергей моментально испарился. Через несколько минут в кабинет вошла Эльза.
Александра Григорьевича и самого пробирала дрожь, когда он встречался глазами с этой девицей. Собственно, красавицей в классическом стиле она не была. Немодельного роста, не больше метра шестидесяти, она притягивала взгляды царственной, горделивой осанкой. Блестящие темные волосы Эльза как-то необыкновенно стригла в шарик. Сплошная густая челка закрывала брови. Из-под массы волос смотрели удивительной синевы глаза. Когда девушка опускала веки, на щеки ложились пушистые полукружья ресниц. Губы она красила исключительно по-вампирски – красной помадой, что здорово шло ей. Несколько портил ее лицо носик, больше, чем нужно, задранный верх. Одевалась она во все черное, всегда как-то небрежно расстегнутое, расшнурованное или спущенное с плеч. Казалось, потяни за какую-нибудь деталь ее одежды, и девушка в мгновение ока окажется обнаженной.
Надо сказать, что Павловский проверял. Потянул как-то за длинный рукав свитерка, который эффектно обнажал плечо Эльзы, и вслед за плечом мгновенно обнажилась молодая крепкая грудь. Девушка при этом ничуть не смутилась. Далее Александр Григорьевич потянул за кончик странно и небрежно замотанного на талии пояска, и блестящая черная юбочка как-то сама собой съехала к ногам Эльзы. Трусики на ней были до того крошечные, что их можно вообще не считать за одежду как таковую, а потому девушка сама неуловимым движением дернула за очередную веревочку, и трусики исчезли.
С тех пор Павловский иногда вызывал к себе Эльзу, чтобы дернуть за какой-нибудь хитрый шнурок ее одеяния и расслабиться прямо посреди трудового дня. Особенно приятно было то, что девушка никогда не просила ни продолжения, ни любви, ни прибавки к жалованью. Видимо, она считала секс с боссом неотъемлемой частью своих должностных обязанностей. Павловского это устраивало.
На этот раз на теле Эльзы оказалось наверчено нечто до того невообразимое, что Александр Григорьевич не утерпел, чтобы не попытаться размотать то ли длинный широкий шарф, то ли просто кусок черной с блестящими искрами ткани. Эльза с готовностью крутанулась и вышла из своего кокона практически обнаженной, если не считать прозрачных, чуть дымчатых колготок.
Павловский тут же сбросил пиджак и распустил галстук, хотя собирался лишь поговорить о деле.
После утоления сексуального голода, не давая Эльзе замотать себя в шарф обратно и поглаживая ее шелковистое тело, размягченный Павловский уже вовсе не возмущенно, а по-отечески спросил Эльзу:
– И что ж у тебя, Матрена Иванна, опять с машиной-то?
– Откуда я знаю… – лениво проговорила девушка. – Не заводится что-то…
– Ах не заводится!
– Угу…
Александр Григорьевич хотел сказать, что если ее «опелек» еще раз в течение месяца не заведется, то он отберет его у нее навсегда, к чертям собачьим, но не сказал. Заленился, тем более что обсудить надо было более важный вопрос.
– Насколько я знаю, клиент тебе уже известен, – проговорил он, не выпуская девушку из объятий.
Эльза, несмотря на раскованность собственной позы, деловито кивнула.
– Так вот! К середине декабря он должен тебе эту квартиру подарить, или проиграть, или… В общем, ты и сама все знаешь.
Павловский еще раз погладил девушку в тех местах, куда сами собой так и тянулись руки, потом велел одеваться и «дуть на задание», получив все нужные инструкции у Сергея, а также (последний раз!) служебную машину.
Когда Эльза ушла, Александр Григорьевич привел в порядок одежду и решил поехать к Витьке Задорожному, чтобы поговорить о Маше. Маша была ему нужна, как воздух. Он любил ее, дочку своего школьного друга. Все эти Эльзы… это так… для здоровья… Он еще очень крепкий мужик, и секса ему надо много. А Машеньку ведь не заставишь вести себя так же расхристанно, как Эльза. Эльза – это девочка для интим-услуг. А Маша… На Маше, пожалуй, нужно жениться. Да, иначе Витька не простит… Хотя… при чем тут Витька? Когда он, прожженный циник и записной бабник Александр Павловский, думает о Маше, у него начинает першить в горле. Так бывало только в юности, когда он женился в первый раз. Впрочем, не стоит терять время на воспоминания. К Витьке надо ехать, к Витьке!
Виктор Юрьевич Задорожный перегородил своей мощной фигурой вход в квартиру, явно не намериваясь впускать в нее школьного друга.
– Че надо?! – грубо спросил он и даже скрестил на груди руки, как бы отгораживаясь от Павловского.
– Поговорить, – спокойно отозвался тот.
– Я же тебя предупреждал, Сашка, что, если ты Машу… если моя Маша… если с нее… хоть волос… хоть слезинка… я тебя… – Руки Задорожного, похоже, помимо его воли сами собой стали сжиматься в кулаки.
