Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина
Мама действительно замерзла, потому что слова выстреливает с огромной скоростью, а взглядом бегает по обстановке, словно пытается на чем-то нехорошем подловить нас с Тузиком.
— Добрый вечер! — отец спокойно говорит и сразу направляется ко мне. — Решил погостевать? — протягивает свою руку.
— Захотелось попробовать продукцию, которую ты так расхваливал, — пожимаю папе руку, а ногой подтаскиваю стул. — Вот…
— Не поздновато для дегустации, Петр Григорьевич? — как будто обреченно выдыхает, затем расстегивает свое короткое пальто, садится на мною предложенный барный стул и, отметив мамино местоположение вместе с Нией, лицом спокойно возвращается ко мне. — Ты говорил о важной встрече и неотложных, судя по твоей сверхторопливости, делах. У тебя как будто бы свидание намечалось, да и таинственная девушка уже заждалась. Так спешил от меня отделаться, что аж на стуле в моем кабинете потешно подскакивал. Вспомнил? — играючи толкает меня своим плечом. — Здесь, что ли, рандеву назначил? Сюда спешил? Боялся не успеть до закрытия?
— Решил попробовать пастилу, — ухмыляясь, отвечаю. — «Шоколадница» была по дороге, вот я и завернул. К тому же здесь давний знакомый продавец, а значит…
— На скидку рассчитывал?
— Именно! — хлопаю ладонью по столу. — Я, пожалуй, уже поеду.
— А свидание?
— Отменилось.
— Мне очень жаль, сынок.
— Обойдется, па. Всего хорошего, — порываюсь даже встать, но, по-видимому, у отца другие планы, потому что…
— Придется с этим подождать, тем более что спешки больше нет. Твое свидание сорвалось, уже забыл?
Пиздец! Вот старший Велихов, не прикладывая особых усилий, в угол и загнал меня. Мой отец — страшный человек и офигительный профессионал. Не устану для себя повторять, что с ним такого рода шутки плохи и, как правило, заканчиваются довольно быстро, иногда так и не успев начаться.
— Она, — отец кивком указывает назад, по всей видимости, предполагая, что этим жестом четко попадет не мать, — подумает, что ты специально избегаешь ее. Со мной-то каждый день встречаешься, а тут такой внезапный шанс, а ты решил слинять. Не выйдет, Петр…
Прокручиваюсь на стуле и, зацепившись согнутыми локтями за столешницу прилавка, занимаю весьма удобную позицию для полноценного зрительного контроля за тем, как миролюбиво и довольно щепетильно Антония обслуживает мою мать. Она укладывает в торговую корзинку все, за что одним лишь взглядом способна зацепиться родительница-сладкоежка: пряники, конфеты, мармелад, зефир и тонкие полоски какой-то безобразно тянущейся хрени, одну из которых мама тут же разворачивает и, как ребенок, скучающий за вкусняшкой, быстренько засовывает себе в рот. Видимо, это умственный непрекращающийся днем и ночью труд сказывается на пищевых предпочтениях Велиховой Наташи.
— Это что-то медицинское? — киваю на них, но обращаюсь к отцу.
— Не знаю, но мама отдыхает в этом месте. Я не могу ей отказать и делаю простое одолжение.
Ну да! Сначала он ей, а потом…
— А что взамен?
— Ничего, — отец точно так же, как и я, располагается на своем месте. — Так, как твои дела, сынок?
— Мы виделись сегодня и обсуждали несколько часов назад именно этот момент, — рассматривая носки своих ботинок, говорю. — С того времени ничего существенного не произошло, а стало быть, ответ не изменился: «Со мной и у меня все хорошо!», — сильно скалюсь. — А у тебя, отец?
— Опять что-то затеваете? — мельком замечаю, как он кивает на смеющуюся Смирнову. — Нам стоит укрепить жилье на случай урагана, землетрясения, цунами или извержения вулкана, которые вы с ней обрушите на нас? Стоит Сержа с Женей предупредить или это тайный план, а ты только, как сапер на минном поле при первой и единственной успешной попытке, прощупываешь местность, м? Что с Тоськой запланировали?
— Все без тайн и ничего. Здесь нечем хвастать, как, впрочем, и нечего скрывать. Мы с ней знакомы с детства, но глупости уже переросли. Сейчас общаемся, — усмехаюсь и краем глаза посматриваю на парочку, дефилирующую мимо одного и того же прилавка уже в десятый, если я не ошибаюсь, раз, — вот делились впечатлениями, вспоминали детство и старые курьезы, перемывали кости родственникам и родителям, между прочим, пока вы с мамой не приперлись.
— Помешали, да?
— Скажем так, вы прибыли не вовремя. Но…
— Все понятно! — отец поднимает руки. — Сейчас заплатим и уедем. Продолжите обмен впечатлениями, только…
— Петенька! — тараном мама вклинивается в мой разговор с отцом. — Как дела, сынок?
Пожалуй, на лоб мне стоит присобачить стикер с огромной надписью о том, что:
— Ма, все очень хорошо.
— Я рада, — она растирает и сжимает мои плечи через ткань рабочего пиджака, наклоняется и, обхватив, раскачивается, баюкая меня вместе с собой. — Хорошо питаешься?
По-моему, это лишнее, а я ловлю заинтересованный взгляд и сильно оттопыренное ухо Нии. Прищурившись и не сводя с нас глаз, Смирнова заходит за прилавок и протягивает руку за карточкой, любезно предоставленной моим отцом.
— Отлично, — отвечаю, словно что-то констатирую.
— Заезжай к нам почаще. Саша вот…
— Ты живешь один? — вдруг Тонька задает вопрос и перебивает маму.
— Да, — отвечаю и замечаю значительное и точно неподдельное стервозное участие к простому, как по мне, вполне обыденному факту. Мне кажется, Смирнова шепчет, четко проговаривая:
«Везет же дураку!».
«Что-что?» — на автомате двигаю губами и полосую шавку нехорошим взглядом. По-моему, Антония, не выдержав давления, опять становится собой.
Если Петя Велихов, то обязательно дурак, если Саша, его младший брат, то не стоит даже разговор об этом начинать, а если господа Смирновы, то это сила и определенный фарт. Причем во всем и по любому пустяку и долбаному поводу.
— Тосик, как родители? — отец встает и, поскрипывая, расправляет ноги.
— Как всегда! — она смешно закатывает глаза, цокает и даже
