Слабо не влюбиться? (СИ) - Татьяна Юрьевна Никандрова
— Я же уже говорил. Ты.
Нет, ну он точно маньяк! Даже слова произносит со странными, леденящими душу интонациями. Точь-в-точь Джек-потрошитель!
— Ты совсем ку-ку? Или просто на понт меня берешь? — изо рта вырывается нервный смешок. — Если так, можешь не стараться: не напугал.
Стандартная ситуация: в критические моменты я всегда смеюсь. Наверное, это мой способ не провалиться под тонкий лед паники окончательно. Удержать трезвый разум на плаву.
— Я не люблю, когда со мной играют в кошки-мышки, Вася, — еще один шаг, и Лапин оказывается так близко, что я могу разглядеть зеленоватые крапинки на темной радужке его недобро прищуренных глаз. — Не вынуждай меня действовать грязно.
— Это угроза? — повыше задираю подбородок, чтобы продемонстрировать, что я его не боюсь.
Хотя на самом деле, конечно, боюсь. До чертиков. Мы в туалете совсем одни. Что, если никто не войдет сюда в ближайшее время? Мне ведь даже крики не помогут. Они просто потонут в шумном гвалте большой перемены. Меня не услышат.
— Скорее, предупреждение, — Демид протягивает руку и снова касается моих волос. Так же, как в тот день, когда мы с ним только познакомились. Но, в отличие от прошлого раза, я не чувствую приятного трепета. Только неприязнь и острое желание как можно скорее сделать ноги. — Так как насчет прогулки, Солнцева?
Он говорит нарочито мягко, но я все равно ощущаю железо, прячущееся в его голосе.
— Иди к дьяволу!
— Хах, не поверишь, но я и так с ним живу, — усмехается парень.
А затем вдруг резко хватает мои запястья и, удерживая их по сторонам, прижимается ко мне всем телом. В поясницу больно вонзается край раковины, а реальность перед глазами стремительно мажется. Я дергаюсь назад, выкручиваю руки и поднимаю пронзительный визг. Мне даже не приходится напрягать голосовые связки — вопль рвется наружу сам собой.
— Отвали, придурок!
— Цыц, не рыпайся! — рычит он мне в ухо. — Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому.
Очередной рывок — и мне наконец удается освободить запястья из грубых тисков. Что есть мочи толкаю парня в грудь, и он, нелепо взмахнув руками, отлетает к противоположной стене.
— Сука! — срывается с тонких губ.
Хищное хладнокровие на его лице сменяется буйной яростью. Глаза наливаются кровью, а тонкие ноздри угрожающе расширяются. Еще секунда, и Лапин снова попытается меня обездвижить, но я, черт возьми, не дам ему такой возможности.
В один прыжок подлетаю к двери и, врезавшись в нее всем телом, вываливаюсь наружу. Именно вываливаюсь, потому что в эту самую минуту силы окончательно меня покидают, и, запутавшись в собственных ногах, я неуклюже растягиваюсь на полу.
Однако мысль о том, что обидчик все еще рядом, действует как отрезвляющая пощечина. Резво принимаю вертикальное положение и стремглав несусь прочь. Сбесившееся сердце колотится где-то на уровне горла, а перед взором бликуют пьяные звезды. Но я не останавливаюсь. Бегу до тех пор, пока мое измученное страхом тело не впечатывается во что-то большое, твердое и теплое.
Снова теряю равновесие и второй раз за минуту оседаю задницей на пол. Благо, успеваю подставить руки, поэтому голова избегает встречи с керамической плиткой.
Я упала, но боли почти не ощущаю. Напряжения в мышцах — тоже. Все сожрал адреналин.
Поднимаю голову, и изо рта вылетает стон облегчения. Сердце успокоено замедляется, а паника наконец разжимает беспощадные челюсти, сомкнутые на моей шее.
Передо мной стоит Тёма. Мой солнечный мальчик. Мой лучший друг. Смотрит на меня сверху вниз и непонимающе хмурит брови.
Теперь мне точно ничего не грозит. Теперь я в безопасности.
— Малая, ты чего? — недоуменно интересуется он. — Привидение увидела?
Не дожидаясь моего ответа, он берет меня за руку и помогает подняться на ноги.
— А это что такое? — пронзительно голубой взгляд Соколова фокусируется на моих пылающих побагровевших запястьях. — Тебя кто-то обидел?
— Я… Мне… — заикаюсь, не зная, как рассказать другу о случившемся.
Сама я потихоньку прихожу в себя, но вот язык все еще заплетается.
Внезапно замечаю черную фигуру, которая мрачной тенью крадется по коридору. Лапин вышел из женского туалета и как ни в чем не бывало бредет прочь. Судя по расслабленному виду, угрызениями совести он не терзается.
Наверное, у меня на лице отражается какая-то эмоция, потому что секундой позже Артём перехватывает направление моего взгляда и, обернувшись, тоже замечает Демида.
— Это он, да? — Соколов, как всегда, понимает меня без слов.
Коротко киваю и шумно сглатываю. Страх снова протягивает ко мне свои когтистые лапы. С одной стороны, я страстно жажду, чтобы Тёма встал на мою защиту, но с другой — не хочу для него проблем.
Я открываю рот, чтобы попросить друга не марать об Лапина руки, но уже поздно: Артём на всех парах несется к моему обидчику. Перед разгневанным парнем с тихим гомоном расступается толпа, и Демид наконец замечает приближающегося соперника.
— Воу, пацан, не заводись! — он примирительно поднимает руки и натянуто улыбается. — Я тут не при чем.
Теперь Лапин выглядит просто жалко. Он ниже Тёмы и существенно худее него. Неравенство сил тут очевидно даже тем, кто ни черта не смыслит в боевых искусствах.
— Она утверждает обратное, — гневно цедит Соколов.
Его ладони сжимаются в кулаки, а на костяшках проступают белые пятна. Челюсти плотно сомкнуты, и на чуть выступающих скулах играют желваки.
— Я ничего не делал, — оправдывается Демид. — Кто ж знал, что твоя девчонка такая недотрога. Да ее обидеть — раз плюнуть!
— Ты прав, — мрачно подтверждает Тёма. — Только плюнуть тебе придется кровью.
Лицо парня искажается такой неистовой яростью, что мне самой вдруг делается не по себе. Я не подозревала, что Соколов может быть таким свирепым. Ангельский лик бесследно растворился, явив миру беспощадного воина.
— Эй, полегче! — перепуганный Демид пятится назад. — Только давай без рук, ладно? Ты же знаешь, кто мой папа.
О, как это низко — козырять отцовским статусом. Но Лапину, походу, и впрямь нечего больше предъявить.
Тёма подступает зловеще близко и, понизив голос, холодно бросает:
— Как скажешь. Без рук, так без рук.
А в следующий миг резко подается вперед и коротким мощным кивком ударяет Демида лбом в переносицу. По заполненному учениками коридору прокатывается шокированное «а-ах», а новенький, пошатнувшись, хватается за нос, из которого багровыми струями хлещет кровь.
— Еще раз ее тронешь, и придется подбирать с пола не только достоинство, но и зубы, — слегка наклонившись к задыхающемуся новенькому, шипит друг.
В ответ мат. Потом угрозы. И снова мат.
Лапин смотрит на
