Рыжий, циничный, неприличный (СИ) - Волкова Дарья

И не потребовалось.

– Паша… Пашка… Пашенька… – женская рука гладит его по груди, скользит по напряженному животу, добирается до паха и легко касается пальцами, вырывая у него горячий тяжелый вздох. – Паша… Мы же будем вместе?

Конечно. А иначе и быть не может, девочка моя.

Но Павел запретил себе резкие движения, рывки и режим перфоратора. Не так – по крайней мере, пока он еще может себя контролировать. Пока пальцы еще помнят, как там узко и туго.

Он навис над Клео. Снова завис, глядя ей в лицо. Оно стало еще красивее. Взгляд еще затуманенный, но какой-то другой, щеки покрыты розовым румянцем, губы вспухшие и искусанные.

– Если что-то будет не так – не молчи.

Клео медленно, не отводя взгляда, кивнула. А Павел обхватил себя за основание и прижался головкой к ней. К этой великолепной россыпи влажных нежных упругих изгибов. И начал скользить – вверх, вниз. Наградой ему стал ее гортанный выдох: «Да-а-а», прогнувшаяся спина и устремленные прямо в потолок вершинки грудей.

Охрененно красиво. Невероятно сладко. Прямой путь, чтобы чокнуться. Но он продолжал двигать вверх и вниз, сцепив зубы. А потом все же замер у узкого входа и чуть-чуть двинулся вперед. До вспышки звезд перед глазами. И до ее судорожного вздоха. И тут же назад.

Вот такой пыткой над самим собой он и занимался хрен знает сколько времени. Скользил по влажным изгибам снаружи, прижимался к узкому входу, чуть-чуть внутрь, несколько совсем крошечных толчков – и назад. Это «назад» с каждым разом давалось все труднее. И только сбитые стоны Клео позволяли ему как-то держаться. А она вдруг зашептала – так же сипло и сбито:

– Паша, ты просил сказать, если что-то будет не так…

Он замер.

– Да?

– Я так больше не могу, Пашка… – ее рука вдруг быстро скользнула вниз и легла поверх его ладони – той, что по-прежнему держала основание. – Я так больше не хочу. Я хочу тебя по-настоящему.

Терпение вознаграждается. Самым сложным оказалось в этой ситуации вспомнить про презерватив – и хотя бы ненадолго, но оторваться от Клео. А потом Павла настигла его персональная нирвана. И он даже смог какое-то время не срываться в режим перфоратора, а двигаться мягко, плавно, неспешно. Но потом – потом уже не смог. Тело требовало резкости, быстроты, толчков. Но теперь этого хотело не только его тело – ее тоже. Павел это знал, чувствовал, уверен был стопроцентно. И обоюдность этого желания сводила с ума больше всего. А обоюдность взрыва наслаждения – вырубила нокаутом.

***

После они лежали на боку, лицом друг к другу, и тесно обнимаясь.

– Я сейчас отдышусь – и приму тебя на себя.

Клео потерлась носом о его шею.

– А мне так тоже нравится, – потом ее пальцы скользнули по его затылку, и Клео шепнула ему туда же, в шею: – Спасибо, Пашенька.

«Пашенька» Павлу в принципе понравилось, все остальное – нет. Он крепче обнял девушку.

– Один раз приму. Но чтобы я от тебя больше этого слова не слышал.

В одно движение он обхватил Клео руками и перекатился на спину, удерживая девушку на себе. Кдео глубоко вздохнула, потёрлась щекой о его грудь.

– Слушаюсь, господин прокурор.

Он терпеть не мог, когда работа вторгалась в личную жизнь. Особенно – в постель. Рабаты ему и на работе хватало. Но сейчас, от Клео, это обращение почему-то совсем не вызвало отрицательных эмоций. Скорее, наоборот.

Павел с наслаждением пропустил сквозь пальцы кудрявые плотные пряди.

– Надо же, какие в Египте царицы послушные.

Глава 4.

Глава 4.

Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос (Гомер, «Одиссея»)

Потом они все же поужинали. А на десерт был сладкий умопомрачительный секс – для закрепления пройденного материала. После которого они оба крепок уснули. Последняя мысль перед сном, которую Павел успел запомнить – только бы завтра проснуться под звук дождя.

Видимо, его заслуги на земле имели какой-то вес в небесной канцелярии – потому что именно так и случилось. Проснулся Павел первым. И первый звук, который он услышал с замиранием сердца – это тихий шелест дождя. Павел лежал и какое-то время с удовольствием прислушивался к этому шелесту. Прекраснее звука он не слышал. Эля рассказывала ему как-то, почему люди хорошо спят под шум дождя. Это наследие нашего древнего доисторического прошлого. Когда идет дождь, хищники не охотятся. А значит – безопасно. И можно спать спокойно и крепко.

По этой – или по какой-то иной причине, но спал Павел нынешней ночью именно так – спокойно и крепко. Он повернул голову. Рядом, на его руке, точно так же спокойно и крепко спала Клео. И Павел не стал ее будить, а посто любовался. С губ еще не до конца спала припухлость. Ресницы шикарными темными опахалами лежали, отеняя кожу щек. А самое прекрасное – волосы. Роскошная темная грива, которая частью перетекла на его грудь. Павел снова не отказал себе в удовольствии пропустить пряди сквозь пальцы, намотать. Словно привязывая ее к себе.

Какая странная мысль. Павел потянул руку, но, видимо, сделал это все же резко и дернул волосы – потому что темные ресницы дрогнули.

– Доброе утро, – голос ее звучит хрипловато. Это такая хрипотца, от которой у мужчины начинает отъезжать крыша. И без помощи рук приподниматься одеяло.

– Доброе, – отозвался Павел. – Кто сегодня готовит завтрак?

– Я! – уверенно ответила Клео. А потом плавно, совершенно по-кошачьи потянулась. Одеяло поползло вниз, обнажив совершенную грудь с дерзко торчащими сосками.

– А давай завтрак отложим? – Павел в одно быстрое движение навис над девушкой.

– Ты маньяк! – шепнула она. Впрочем, ни одной нотки осуждения в ее голосе не слышалось. А женские руки на его шее и вовсе свидетельствовали об обратном.

– Неправда. Я знаю, как выглядят маньяки. Я не такой, – шепнул ответно Павел. И, чтобы не дать разгореться дискуссии, поцеловал.

***

Во время завтрака дождь, зараза, прекратился. Но Павел все же надеялся… совершенно зря надеялся.

– Паш, пойми, мы отстали от графика, – Клео деловито всовывала ноги в ярко-желтые резиновые сапоги. – Мне надо ехать, понимаешь?

Он понимал. И не хотел понимать!

– Я поеду с тобой. Можно?

– Зачем тебе?

– Выездная прокурорская проверка.

– Паша!

– Мне интересно, чем ты занимаешься.

Клео открыла рот, но аргументов, похоже не нашла. Улыбнулась робко.

– Паш, там грязь. А у тебя даже резиновых сапог нет.

– Куплю. Подожди меня пять минут, я соберусь.

***

Клео не могла не признать – выглядел Павел в высоких темно-зеленых сапогах до колена, в джинсах, заправленных в них, и в какой-то модной куртке из мембранной ткани так, словно всю жизнь лазил по раскопкам. По крайней мере, Владислав Семёнович смотрел на него я с явным интересом.

– Здравствуйте, коллега, – профессор Селезень первым протянул руку для рукопожатия. – Селезень Владислав Семёнович.

– Тихий Павел Тихонович, – Павел ответно сжал профессорскую руку.

Владислав Семенович наморщил лоб – он явно пытался вспомнить, не слышал ли где-то ранее эту фамилию.

– Павел – мой друг. Он здесь в Крыму в отпуске. Мы встретились случайно, и Паша попросил показать ему, как ведутся настоящие раскопки, – поспешила прояснить ситуацию Клео.

– Ах вот как… – на лице Владислава Семёновича мелькнуло явное сожаление от того, что Павел – не археолог. – А по какой же части молодой человек?

– По казенной, – коротко отозвался Павел, с любопытством оглядываясь. Клео понятия не имела, как Павел представлял себе раскопки, но сейчас все это выглядело как море грязи.

– А подробнее? – не унимался Владислав Семёнович. Был он человеком любопытным и за долгую жизнь привыкшим обещаться с казенными людьми.

Павел вздохнул, покосился на Клео и отчеканил.

– Прокурор московского областного суда Павел Тихонович Тихий.

– Нужная профессия, – после паузы невозмутимо кивнул Владислав Семёнович. – Ну что, уважаемый товарищ прокурор, пойдёмте, я вам все тут подробнейшим образом покажу. Вы историей увлекаюсь?