Как целует хулиган - Стася Андриевская
Дома ждал очумевший от скуки и голода Барс и жуткий бардак, которого раньше Данила почему-то не замечал. Навёл порядок, даже полы везде помыл. Раскопал в бельевой куче последний чистый комплект постельного, но так и не стал перестилать диван – решил, что лучше сделать это завтра, часиков около четырёх вечера...
Самонадеянно да, но, блин, а чего тянуть-то? Всё же уже было.
А может, ей выпить надо, чтобы расслабилась, как в тот раз? Нет, ну не водки, конечно, но, там, джин-тоник, например? Или вообще – мартини?
Холодильник! Срочно нужен холодильник.
Разложил на кухонном столе деньги из вытяжки. Стопками, на самое насущное, что не терпит отлагательств: на спирт и канистры, на холодильник и стиральную машинку, на ремонт жигулёнка. Хватало на всё, даже немного оставалось.
Подумал, и отложил ещё на то, чтобы нормально одеться и не ходить перед Маринкой лохом, и на всякую развлекуху – кино, там, или даже театр, если захочет, на подарочек какой-нибудь цивильный, чтобы точно понравился.
Только бы Осетин не прокатил со спиртом.
Следующие три утра провёл в переговорах: объезжал пацанов, какие понадёжнее и пооборотистее, предлагал тему со спиртом. Тема была интересная и довольно непыльная, к тому же цену Данила для начала не загибал, поэтому желающие находились. И хотя это было только начало, но уже сейчас по баблу картина вырисовывалась гораздо привлекательнее металлоприёмок, хотя душа, конечно, больше лежала к железу.
Вся эта суета происходила в первой половине дня, а вот к вечеру его жизнь словно зависала в медленном полёте.
Каждый раз, появляясь на его пороге, Маринка сначала была зажата и даже слегка агрессивна. Словно защищалась, или как будто её силком сюда притащили.
Сходу раскритиковала новый холодильник, наехала, что нет нормального шкафа, куда можно сложить кучу барахла с пола. Телек, опять же, хреновый – пришлось на следующий же день снова залезть в денежную вытяжку и купить новый. Ну а уж про то, чтобы разложить диван, предусмотрительно заправленный под покрывалом чистой постелью, и речи не шло! Не стоило даже рыпаться.
Данила иногда закипал, с трудом сдерживаясь, чтобы не зарядить что-нибудь в обратку на её дерзость... Но вовремя притормаживал. Ведь она приходила – и это было главное. А ещё главнее – она ни разу так и не ушла ни в шесть, ни даже в половине седьмого, засиживаясь аж до половины девятого.
Потом сбегала, как Золушка с бала, и на вопросы придёт ли завтра, небрежно отмахивалась: «Ну если меня не закроют после сегодняшнего опоздания...»
Данила уже не знал, что думать: врёт она на счёт своего детского режима «до шести» или нет? Реально, даже здороваться перестанет, если он вздумает выследить, где она живёт, или понтуется?
Не понимал, почему ломается даже на счёт поцелуев и прочих радостей жизни, типа рукоблудия, хотя при этом они сидят перед телеком в обнимку, и сама же она постепенно начинает провоцирующе елозить задницей или закидывать ноги ему на колени, выпрашивая, чтобы почухал. Но стоило ему только рыпнуться в ответ с более смелыми ласками – тут же вскидывалась: «Отвали, сказала же – без рук» или «Ещё раз, и я пойду домой!»
Подмывало, конечно, зажать её и порешать быстро и красиво, как в тот раз. Ну попищит, конечно, побрыкается для виду, но потом сама же и добавки попросит. Можно подумать, Данила первый раз с такими дело имеет.
Но, блин... С ТАКИМИ действительно первый. Её хотелось таскать на руках и угождать капризам, лишь бы она благосклонно фыркнула и подставила под поцелуй хотя бы свою царственную ручку. Королевна, блин. Маленькая дерзкая зараза.
Капец, как хотелось её завоевать! Взять не силой, а измором. Довести до того, чтобы сама ходила за ним по пятам и, свернув свой упрямый хвост набок, орала благим матом мартовской кошки. Чтобы сама искала с ним встреч, сама ему в рот заглядывала. Чтобы как в тот раз сама попросила секса. И уж тогда он так её отжарит, что ходить не сможет!
При мысли об этом член стремительно, до сладкой, тянущей боли в паху, встал колом. По телеку шла какая-то хренатень, типа французского сериала, и Маринка с интересом смотрела её, не забывая, однако, периодически капризно подёргивать лежащей у Данилы на коленях ножкой, чтобы не переставал почёсывать.
Гладкая, бронзовая кожа, стройная упругая форма... Не выдержал, повёл ладонью – от щиколотки и выше, по колену, по бедру и, внаглую, под юбку.
– Но! – шлёпнула она его по руке.
– Всё, всё! Не буду больше. Без рук! Всё!
Она глянула с предупреждающим прищуром и вернула ноги ему на колени. А Данила взял её за щиколотки и, соединив их вместе, сунул в зазор между загорелыми лодыжками свой стояк. Триканы, конечно, помешались, но всё равно, член вошёл в щель смачненько и кайфово, аж волосы на руках встали дыбом, и обсыпало мурашками спину.
Маринка вскочила, как ошпаренная, а он ржал, показывая ей ладони, и не мог остановиться:
– А ручки-то вот они!
– Ты вообще что ли? Озабоченный!
– Ну стои́т у меня на тебя, Марин! Что я сделаю-то?! Я вон тебе три дня уже ножки чухаю, а на самом деле трахаться хочу! – Схватил член через штаны, угрожающе им тряхнул. – Видишь, или достать?
– Ты... Придурок!
Она кинулась к коридору, но Данила был быстрее. Перехватил возле комнатной двери, впечатал в неё спиной. Смех как рукой сняло. Смотрел теперь в перепуганные глаза и с трудом держался, чтобы не начать долбить кулаком в стену с воплями: «Хочу я тебя! Хочу!»
Но вместо этого лишь с нажимом повёл ладонью по её щеке, а вместо ора с губ только хрип:
– Марин... Ну что ты творишь, а?
Она только молчала и хлопала глазами.
– Дура ты, Марин. Была б на твоём месте другая, давно бы оттрахал и забыл, а тебе ножки, блядь, чухаю. Думаешь, мне делать больше нехрен? – Стиснул её ягодицу. – Или ты думаешь, я железный?
Она испуганно сжалась.
– Не надо, Дань... Пожалуйста.
А он и без пожалуйста не смог бы сделать ей ни больно, ни насильно. Прижался лбом ко лбу, не отпуская её взгляд. Во рту пересыхало от нежности.
– Как целует хулиган, знаешь?
– Нежно-грубо! – словно отличница у доски выдала Маринка.
– Ответ неверный! – усмехнулся Данила, и, зажав её
