Ненастоящая семья - Мария Манич

День будет просто замечательный. А номер Дроздова я удалю и заблокирую.

— Никуда вы не пойдёте, — опустив руку на моё плечо, произносит Рома.

— Да! Давайте вместе пообедаем. Зоечка, что ты любишь кушать? Суп?

— Пельмешки. Мам, хочу пельмешки!

Я пытаюсь трепыхаться и вырываться, не глядя на Дроздова, но он усиливает захват, а потом и вовсе притягивает меня к себе. Утыкаюсь носом в его цветастую футболку, пытаясь сморгнуть слёзы.

— Мой брат идиот, — тихо говорит Рома и проводит рукой по моим волосам.

Успокаивает. Ладонь у него горячая, большая. Тело твёрдое, вкусно пахнущее. Я на секунду прикрываю глаза, вдыхая его терпкий запах, который кружит голову. Во рту собирается слюна.

— Весь в тебя, — бормочу, чертя пальчиком узоры на его груди, с удовольствием замечая, как сбивается дыхание мужчины.

— Мам, тебя надо спасать? — озабоченно интересуется Зоя.

Мама Дроздова пытается как-то отвлечь её от наших внезапных объятий, но ничего не выходит.

Судя по звукам и движению, дочь пытается лягнуть Рому в голень. Я вновь стараюсь отстраниться, и на этот раз получается. Быстро промакиваю уголки глаз пальцами.

— Не знаю…

Дроздов вдруг опускается на корточки прямо перед Зоей. Та смущённо потупливает глазки и начинает шаркать ножкой, складывая руки за спиной.

— Ну привет, принцесса. Знакомиться будем? — спрашивает Рома, протягивая руку.

Дочь поднимает на меня вопросительный взгляд, киваю, давая разрешение. Зоя вкладывает свою маленькую ладошку в огромную мужскую, и с важным видом эти двое обмениваются рукопожатием.

— Всегда мечтала о дочке, но не получилось, — тихо произносит женщина рядом со мной, трогательно разглядывая своего старшего сына и маленькую девчушку. — Меня зовут Марина Николаевна.

— Очень приятно.

Моё сердце дрожит. Как… как потом всем объяснить, что это понарошку?

Глава 8

— Хочешь кофе?

Обернувшись через плечо, смотрю на Зою рядом с Мариной Николаевной. Если бы мы сейчас были не на фудкорте, жутко людном месте, то я бы уже сгрызла весь гель-лак с ногтей. Вот так встреча с будущими свекровью и мужем, а также его малолетним братом. Одним «упс» не отделаешься. Наверное, лучше всё это прекратить, пока не зашло слишком далеко, и взяться за Костенко. Подстричь его и сказать, будто перепутали с Ромой в участке.

Мать Дроздова с интересом слушает, как моя дочь выдаёт ей все мои секреты. Смеётся, когда Зоя морщит нос, выдумывая новые небылицы, и крутится на пластиковом стуле, то слезая с него, то залезая назад.

Несколько минут назад я скинула Алле сообщение «sos», но та, прочитав его, нагло проигнорировала. Скорее всего, она видела, кого мы встретили, и теперь где-то здесь, затерявшись в толпе пёстро одетых людей, наблюдает. Тоже мне подруга.

— Канарейкина, ты где витаешь? — Рома аккуратно трогает меня за плечо, пытаясь вернуть моё растерянное внимание к себе.

От осторожного и такого нежного прикосновения по коже проносится электрический разряд, впрыскивая в кровь новую порцию адреналина. Я всё ещё помню тепло его объятий, близость его тела и своё навязчивое желание прикоснуться к шее губами.

— Ты что-то сказал? — спрашиваю, не прекращая смотреть в другую сторону.

— Я спросил, какой кофе ты пьёшь. И прекрати уже гипнотизировать их взглядом, моя мать не ворует детей.

— Капучино, побольше сиропа и корицы, — отвечаю нервно, размахивая детским рюкзаком с рогом единорога из стороны в сторону. — Ром, это всё слишком. Надо сказать твоей маме, что это не по-настоящему.

— Какой сироп?

Он серьёзно? Это всё, что волнует его на данный момент? А не то, как мы будем выпутываться из этой паутины лжи? Развернувшись корпусом, бросаю на Дроздова недовольный взгляд. Он в ответ лишь приподнимает брови. Такой весь из себя «мне по барабану, что моя мать десять минут назад обрела липовую внучку, я хочу съесть жирный бургер», примерно так.

— Ладно, возьму карамельный. Картошку ешь? Или тебе листья салата заказать пожевать? — говорит Рома.

— Ты меня слышишь вообще? Или у тебя мозг не работает, когда желудок просит его пополнить?

— Ага. И ещё в паре случаев я умею думать другим местом. Мужская такая особенность. Физиологическая.

— У тебя, я смотрю, хорошее настроение!

— Не жалуюсь, Канарейкина, очень мне нравится наблюдать за тем, как ты придумываешь свой очередной гениальный план.

Громко фыркнув, я отворачиваюсь, но уходить не спешу. Словно невидимой нитью меня к Дроздову пришили, и я теперь постоянно хочу отираться рядом.

Немного возмущённо помолчав, всё-таки не выдерживаю и поворачиваюсь обратно. Тычу пальцем в бицепс Ромы, который тут же напрягает мускулы. Красуется!

— Ты просто молчал!

Намекаю на его поведение при встрече. О том, как он меня обнимал, успокаивал и прижимался губами к моим волосам, решаю не напоминать. И так между нами отчётливо витает чувство напряжённости, которое я сейчас пытаюсь разогнать.

— Я дал тебе поле для действия. Знаешь, я ещё не в курсе всех тонкостей нашей сделки. Боялся, сказану лишнего. Ванильный рожок будешь?

— Я не хочу есть!

— А надо.

— Ром… ну правда… всё это плохо кончится для нас всех! Мои родители в курсе того, что всё это фарс. А твоя мама, пока мы ехали на эскалаторе… — сглатываю ком ужаса в горле и округляю глаза. — Она спрашивала, купила ли я платье! Маме врать нехорошо!

Пока я пыхчу, как маленькая собачка у ног жирафа, Дроздов невозмутимо оплачивает заказ пластиковой картой. Забирает длинный белый чек и, взяв меня под локоть, ведёт к другому открытому кафе, где десятью минутами ранее мы заказали для Зои разноцветные пельмешки.

— Я не собираюсь врать своей матери, Лена. Но…

— В нашей ситуации есть но?

— Очень много но в нашей ситуации, которую, кстати, создала ты.

— Как ты легко умеешь жонглировать ответственностью. Ты сам согласился. Я тебя насильно никуда не втягивала.

— Господи, Канарейкина, ты просто невыносима, — страдальчески тянет Рома и медленно качает головой, стараясь дышать ровнее.

То, что я сильно его бешу, у него на лбу