Бандитский подкидыш (СИ) - Шайлина Ирина

– Я дам тебе людей, – сказал из-за спины Расул.

– Я и так доверил тебе самое дорогое, – возразил я. – Я не буду воевать открыто. Я взрослее стал. Умнее. На мне теперь ответственность.

– Как знаешь, – кивнул Расул.

Я смотрел на двор. Кофе уже закончился. Ребята отжимаются, с неба моросит дождь, хлещет прямо по их голым плечам. Думаю о том, что уехать нужно. Что Катя не захочет отпускать. Что вообще приезжать не стоило – лишний риск. Что у Льва зуб…полумать только – зуб. Настоящий. Я сам видел, фонариком в рот светил, а Лев морщился и ругался.

– Девчонка твоя, – сказал я. – Черноглазая. Крутится возле моих.

– Бабы, – развёл руками он. – Что с них взять? Хлопот много, да и вреда особого нет.

Я мог бы поспорить, пример у меня был – жена. Когда я о ней думал, о том, что она ложилась под него, мечтала, чтобы я умер, ревности нет. Даже злости теперь, после того, как Катю встретил, не очень много. Но желание восстановить справедливость велико. А ещё понимание того, что просто так в покое уже не оставят. Либо я их, либо они меня. Иного варианта нет.

– Смотри за моими, – снова сказал я. – Цена велика.

На стол одна за другой падали пачки денег. Господи, благослови деньги! Сейчас, я как никогда был рад, что они есть. Ими я покупал людей, оружие, жизнь своему сыну.

Лев не спал остаток ночи, позволив мне урвать только час с Катей. Зато сейчас – досыпал. И Катька с ним спала. Волосы рыжеватые по подушке, в одеяло закопалась почти целиком – холодно. Когда Лев проснулся, я его подхватил, сам развёл смесь, вынес на улицу, благо дождь кончился. Не на передний двор, подальше от глаз. От любых, даже своих людей. Лев гулил, я думал о няне. О том, что вот так будет гулять воскресным утром. И мне не страшно будет – мир снова безопасен для моего сына. А у меня – Катя.

В комнату мы зашли тихо, и Лев вполне мирно настроен, но Катька проснулась сразу. Глаза распахнула сонные, молча на меня минуту смотрела, словно оценивая.

– Снова уедешь, – констатировала она. – И меня не возьмёшь.

– Не возьму, – согласился я. – Опасно там, Катька.

– Везде опасно. А тут ещё и паршиво.

Я её поцеловать хотел, а она все уклонялась. От этого на душе как-то горько. Так нельзя прощаться. Ловлю её в охапку, целую крепко-крепко – вот, как мужиков провожать надо. Сдаётся, приоткрывает губы. Солёные – ревёт опять.

– Я скоро тебя заберу, – обещаю я.

И сам в это верю.

– Да, – почти равнодушно отвечает Катя. – Всё нормально.

Ухожу. На пороге дома медлю. Затем возвращаюсь. Не в нашу комнату. Иду на бабскую половину – тут живут те, кого Расул ещё замуж повыдавать не успел. От томной старшей девицы, до пятилетней беззубой малышки. Дочери, племянницы. Наверняка и жена здесь есть, а то и жены, поди Расула пойми.

– Эй, – зову я, так как все её могу вспомнить имени. Но девушка сразу понимает, что я о ней. Улыбается, вскакивает на ноги, из комнаты навстречу мне выбегает. Ждёт, смотрит. А я…неловко могло бы быть, но если честно, плевать. – Катю не трожь, сына моего тоже. Близко не подходи.

Бабам доверия нет. Говорю жёстко, чтобы точно дошло. Девчонка мрачнеет, но тоже плевать. Мне скорее нужно свои дела делать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 21. Катя

Красавица следила за мной. Я больше чем уверена в этом, хотя и начала подозревать себя в том, что у меня просто паранойя. Дошло до того, что я боялась выходить из комнаты. Комната мне конечно, знатно надоела, но она хотя бы привычная и отдельная. Но моему зубастому ребёнку был необходим воздух, я сдавалась, одевала его потеплее и выносила на холодную улицу, подальше от чужих взглядов.

Вечером второго дня, как снова уехал Давид, ко мне прибежал Штефан. Единственный здесь, кого мне приятно было видеть. Я выдала ему сотку и он приволок мне очередную шоколадку. У меня и так уже две плитки лежало, но ребёнку нравилось бегать за шоколадом, а мне несложно.

– Ну, я пойду? – спросил он.

Я замялась. Спросить про девицу мне давно хотелось, да только неловко – они все же родня. А про родню, как про покойников, либо хорошо говорить, либо молчать. Но я решилась.

– А кто такая, – осторожно начала я, смотря на Льва, так проще, – эта красивая девушка с длинными волосами?

– Динка штоле? – удивился Штефан и сплюнул на пол через щербинку между передних зубов, а я сделала себе отметку вымыть пол. И добавил ёмко, – баба она.

От удивления и немножко несправедливости у меня даже рот округлился.

– Я тоже баба вообще-то, – обиженно заметила я.

Штефан на меня посмотрел, прямо сверху вниз окинул, оценивающе, как завзятый ловелас. Языком даже цокнул, но скорее, огорченно.

– Она мне конечно сестра. Но все равно. Баба. Гадина и вредная. А ты не баба. Ты тётенька, почти даже не старая и немножко красивая.

Смешно, но от этого немудреного детского комплимента мне стало приятно. Ещё бы, красотка то баба, а я почти не старая тётенька, и немножко красивая даже. Прелесть.

– Спасибо, – улыбнулась я.

Штефан головой покачал, видимо вспомнив, что все же баба я. А значит, по его меркам, – существо весьма неразумное.

– Не лезла бы ты к ней. Она красивая, знает, что Расул её для хорошего богатого мужа бережёт, чтобы выгодно замуж выдать, нужна она ему, вот и думает, что ей все можно. Балованая.

Я кивнула. Открыла шоколадку, похлопала по кровати рядом, чтобы сел. Сидеть здесь негде больше было, маленькая комната. Даже Льву только недавно притащили детскую кровать, может Давид сказал. В люльке спать малышу было тесно уже, он быстро рос. Мы сидели и ели себе шоколадку, я размышляя, Штефан сосредоточенно сопя, когда дверь без стука открылась.

– Значит, "своего" ребёнка трогать не разрешаешь, – Дина так сказала, что я буквально услышала эти кавычки, – а нашего к себе заманила? Против нас настраиваешь?

И встала гордо вздернув подбородок. Как ни крути – красивая. И главное, отлично это знает. Мне бы её уверенность. А я вспыхнула, потому что мы и правда только что её обсуждали, наверное, это нехорошо и гадко. Черт.

– Он просто заходит в гости, – попыталась оправдаться я, а Штефан насупился обиженно.

– Вставай, гость, – позвала Дина. – Пока я маме не рассказала.

Мальчик поднялся и вышел, правда из под руки девушки вывернулся, гордо ушёл один. А красотка так дверью хлопнула, что Лев проснулся и заплакал, не понимая, что происходит.

Ночью я спала плохо. Снилось, что уговариваю Давида забрать нас отсюда. Говорю, что будем не в тягость ему. Всегда рядом. Жарко прижимаюсь всем телом, обвиваю руками, шепчу, привожу все новые и новые доводы. Говорю, как без него скучаем. И он соглашается вдруг. И меня затапливает такая искренняя радость, невыносимая просто, что от неё я просыпаюсь. И понимаю, что ничего не изменилось. Тёмная комната, Лев спит в кроватке, в которой наверное десять поколений младенцев этой семьи спало, в постели я одна. Давида нет. И так горько становится, так обидно, что реветь снова хочется, и в этом удовольствии я себе не отказываю. Сомнительное оно кстати, это удовольствие.

На следующий день я до последнего сидела в комнате. Лев часто плакал, я испугалась, что лезет ещё один зуб. Сдалась только после обеда и на улицу все же вышла, благо там происходила занимательная кутерьма – народу куча, и мужики, и бабы, и дети, и пёс лает. Все смеются, говорят громко, на языке совсем мне непонятном, кажется даже – на смеси языков. Я в этот праздник жизни не лезла, гуляла себе тихонько за приземистым гаражом, никого не трогая. Наконец выгнали три машины и мужики загрузились в них, уехали. Бабы разошлись, дети тоже разбежались. Штефан и тот ко мне не подошёл, видимо, влетело. Пёс свернулся у конуры. Лев уснул на свежем воздухе и я пошла домой.

В дверь постучали, на этот раз. И стук был робкий, словно извиняющийся, даже Штефан, и тот увереннее.