Тильда Лоренс - Гадюки в сиропе или Научи меня любить
– Не за что. Всего-навсего правила гостеприимства, – отозвалась она. – В общем, сейчас я целиком и полностью в твоем распоряжении. Можем поговорить обо всем, что тебя волнует. Но, как я понимаю, тебя интересует только одно – мое поведение на вчерашнем концерте. Причины, по которым я сделала то, что сделала, там, в коридоре. Правильно?
– Стопроцентное попадание.
– Я знала, что ты не пройдешь мимо этого поступка. Ты склонен все тщательно анализировать. Иногда это хорошо. Иногда лучше не лезть в дебри. Так жить проще.
– Я не стал бы анализировать, если бы это не касалось лично меня.
– Разумно, – отозвалась Аманда. – Хочешь знать, что заставило меня признаться тебе в любви? Не знаю, честно. Сама уже несколько раз пыталась проанализировать свой поступок, но пока так ничего умного и не придумала. Я уже говорила, что любовь для меня – понятие удивительное. Даже загадочное. Мне раньше казалось, что я влюбляюсь в человека, проводила с ним время, и понимала, что не люблю его. Одно время я упиваюсь своим чувством, оно мне кажется огромным, необъятным, но потом я вновь смотрю на объект своей страсти и прихожу к выводу, что ничего не чувствую. У Эштона все так же было. Он всегда искренне верил, что с новой девушкой у него будут крепкие, постоянные отношения, но проходила неделя, и он терял интерес к тем девушкам. Я не особо от него отличаюсь, разве что сроки моей влюбленности чуть больше. Месяцы, а то и годы. Сама знаю, что звучит странно, но ничего поделать не могу. Я влюбляюсь, я охладеваю к человеку, в которого влюбилась. Но, может, это закономерно. Никогда не встречала примеров вечной любви, о которой так любят писать, говорить, петь и снимать фильмы.
– Её и нет, – произнес Ланц. – А, может, есть, но я в нее не верю.
Аманда улыбнулась.
Подумала, что сама себя загнала в ловушку, предложив Дитриху зайти к ней в гости, но вместе с тем испытывала облегчение, как камень с души упал. Действительно, глупо было убегать от разговора, пытаться найти ответы на свои вопросы в бегстве. Проблемы не решались, они так и оставались на месте. Сейчас появилась реальная возможность расставить все точки над i, попытаться систематизировать все события.
Она так часто избегала выяснения отношений, что успела отвыкнуть от цивилизованного разговора. Дитрих видел её спину, стоило только начать разговор о чем-то неприятным, а потом силуэт в отдалении, сейчас девушка решилась на откровенный разговор. Было немного неприятно осознавать: в данный момент они начнут по косточкам разбирать всю ситуацию, в итоге все банально скатится в промывание друг другу мозгов, возможно, в конце Аманда не сдержит слез, а Ланц будет беситься, глядя на эти слезы. Отчего-то разговоры по душам неизменно ассоциировались у девушки со слезами, переживаниями, взаимными упреками. То есть, по сути, мирная ситуация грозила перерасти в скандал, стоит только бросить неосторожно пару слов. Пока Аманда надеялась, что все обойдется, и разговор у них получится цивилизованный. Даже, если очень захочется сказать гадость, она прикусит язык и выдаст очередную улыбку.
– Потому и ставишь мои чувства под сомнения?
– А разве ты сама этого не делаешь?
– Делаю, конечно.
Грант тяжело вздохнула. Понимала, что сама же себе противоречит. Признается в любви, потом заявляет, что в любви не склонна к постоянству, и теперь вновь пытается убедить Ланца в силе своей любви. Странно? Естественно, странно. Но чувства всегда оставались для нее загадкой, никто никогда не рассказывал ей о правилах поведения в таких ситуациях. Аманде предстояло всему научиться на собственном опыте, а не на ошибках прошлых поколений.
Сара не уделяла должного внимания своим детям, потому и о муках первой любви никто их не просвещал. Советов от нее можно было ждать вечность, да так и не дождаться. Не может человек, не знающий любви, пояснить, как вести себя в той или иной ситуации, созданной этим чувством. А Сара любви не знала. Совсем. Может, когда-то теплились в её душе зачатки чувства, но потом, невостребованные, так и сгорели без остатка. Одно равнодушие можно было почувствовать с её стороны, иногда холод, а тепла не было. Всего раз в жизни Аманда почувствовала, что её мать – не робот, а живой человек. Не так давно, в день смерти Эштона. А потом снова появилось отторжение, холод, полное отсутствие эмоций, ничего кроме оценивающих взглядов, да редких замечаний о невыдержанном стиле в одежде, либо неаккуратно нанесенном макияже.
Девушка искренне завидовала тем детям, что общаются с родителями, как с друзьями. У них есть общие интересы, темы для разговоров. Матери с дочерьми – лучшие подружки, что могут делиться одеждой, обувью, косметикой. И откровенничают на разные темы, начиная от модных тенденций, заканчивая темой личной жизни. Да, именно так. Есть же случаи, когда дочери легко делятся со своими мамами любовными переживаниями. Но у Аманды такого никогда не было. Она понимала, что Сара не станет её слушать, а, если станет, то потом от нее не совет последует, а чтение нотаций на тему: «Как не стыдно матери подобные вопросы задавать?». Оттого-то она и старалась избегать общения со старшим поколением. У них было разделение, нейтралитет. Она не трогает родителей, родители не обращаются к ней. Живут на одной территории, но обособленно, как чужие люди. По ощущениям, правда, чужие, только фамилия почему-то одна на всех.
Причем, это у них было в порядке вещей. Точно так же складывались отношения в семье, где воспитывался отец Аманды. Никаких родственных чувств, просто проживание в одном доме. В остальном – никакой теплоты и попыток заботиться о своих близких. Говорят, что все закладывается в детстве. Как воспитывают ребенка, так же и он будет относиться к своим собственным детям. В данном случае теория оказалась верной на все сто процентов, ни одной ошибки. Наверняка, у Эштона все сложилось бы точно так же. Конечно, если бы он вообще женился, а то у него никогда взгляд на одной девушке надолго не задерживался. Быстро вспыхивал, быстро остывал, и так всегда. Ни одного исключения из правил. Глядя на брата, Аманда раз за разом убеждалась в правдивости теории о полигамности мужчин, и нельзя сказать, что это открытие её радовало. Наоборот, девушка огорчалась. При таком раскладе, вероятность встретить единственного и неповторимого, того, что будет рядом с ней всю оставшуюся жизнь, казалась невероятно трудным заданием. Все равно, что один из подвигов Геракла вновь повторить, не имея его исходных данных. Как ни крути, у героя были задатки, позволявшие справиться с заданиями, а вот Аманде не на кого было надеяться.
Она чувствовала себя так, будто живет не потому, что ей это нужно, а для того, чтобы кому-то доказать важность своего существования. Родителям, в первую очередь. Живет так, будто плывет против течения, и её это угнетает, но ничего она не меняет. Наступает на горло собственной песне, не позволяет себе радоваться жизни, и другим вечно портит настроение. О чем ей уже неоднократно говорили. Она не оспаривала, потому как заявления были правдивы, в большинстве случаев. Теперь следовало озадачиться вопросом, отчего она так поступала? На самом деле, ей было неприятно все, что делали её одноклассники, или же она просто хотела быть хорошей девочкой. Настолько хорошей, что при всем желании никто придраться не сможет? Хотелось создать себе определенный имидж, и это получилось отменно. Комар носа не подточит. Вот только стала ли Аманда от этого счастливее? Вряд ли. Точнее, ответ на вопрос очевиден. Нет, нет и ещё раз нет.
