Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина
— Нормально, — себе под нос бормочет.
— Нормально — нормально? — повторяю ее издевательский ответ.
— Великолепно! — пытается освободиться от моей руки.
— Нужны подробности. Этого недостаточно.
— Тебе в душ не пора?
— Пора, но после того, как прослушаю твой отчет. Итак? — дирижирую ей начало.
— Спешу и падаю. Ага-ага. Смотри туда, Петруччио, не я ли там к трибуне подошла, чтобы огласить регламент и уже неактуальную повестку дня? Спотыкаюсь, распластываюсь, но упорно встаю и двигаюсь дальше. Съел?
— Все? — дергаю носом и с некоторым шумом втягиваю воздух.
— Все! — отрезает, почти показывая мне язык.
— Чем была занята? — настаиваю на подробностях.
— Ничем, — пожимает плечами.
— Это ведь скучно! Не поверю, что ты ничем не увлекалась. Туз, напрягись! Сделай одолжение.
— Я скучала, Петя. Скучала. Слышно? — освобождается от захвата. — А ты строил обиженку, да?
— Нет, — заторможенно ей отвечаю потому, как тяжело представить и понять, что она только вот сказала. — Тонь, с чего ты взяла, что я на что-то был обижен?
— А? — щипает угол моих губ, отстраняется и рассматривает то, что натворила. — Чувственный рот, Велихов? Умные глаза? Независимый нрав и чертовски непоседливый характер?
— Опять реклама? Ния, ты услышала меня?
— С характеристикой согласен?
— Как ты жила, Тонечка? — фиксирую ее лицо в своих ладонях, надавливаю на щеки, по-утиному вытягивая губы.
— Отпусти!
— Как?
— Я, черт возьми, скучала без тебя. Везде искала тебя, ждала, что заявишься. Перемахнешь через балкон, например. Припрешься без приглашения, начнешь качать права, — с визгом отзывается на мои слова. — Скучала, скучала, скучала! Доволен? Между прочим…
— Почему не звонила, не писала, не искала встречи? — перебиваю, не даю договорить то, что она хотела бы еще с нескрываемой обидой в голосе мне сказать.
— Я злилась на тебя. Между прочим…
— Тонь…
— Да! Я очень сильно злилась, Велихов. Дай же мне, в конце концов, сказать.
— Прости, — почти неслышно произношу.
— Что? — прищуривается и еще несколько раз переспрашивает. — Что-что? Что ты там себе под нос сказал?
— Тонь…
— Проехали, Буратино!
— Меня зовут, — от чертового прозвища начинаю заводиться, уменьшаю громкость звука, насупливаюсь и шиплю, — Петр! Черт возьми, Ния…
— А ну-ка, не кричи на меня, — хлопает ладошкой по моей груди. — Не смей на меня голос повышать. Запомни, Велихов!
Да ни черта я не хочу запоминать! Подскакиваю, подкинув на себе крохотное тело, провернув его в воздухе, подстраиваю самым лучшим образом, и быстренько впиваюсь в губы.
— Лежать, — в промежутках между поцелуями, отдаю приказ.
Смирнова крутится, брыкается, пытается избавиться от меня. Тоня сводит в тонкую прямую линию свои губы, стискивает зубы и задушенно мычит. Не собирается выбрасывать белый флаг!
— Я скучала… — шепчет, когда я все же прекращаю ее целовать.
Обвожу пальцем тонкий контур ее губ, прикасаюсь к носу, продвигаюсь по идеально ровной площадке, подбираюсь к переносице, останавливаюсь на перепутье — не знаю, к какой из двух бровей скорее подобраться, рисую незримые картинки на идеальной, гладкой коже, запускаю пятерню в Тонькины волосы и поднимаю их, оголяя красивое лицо.
— Я тоже, — склонившись, трогаю губами ее лоб, а Тонька жмурится и как будто бы с неприязнью морщит нос.
— Взбодримся? — подмигивая, предлагает.
— Что это значит?
— Ты настойчиво просил новостей. Пожалуй, об одном событии мне стоит упомянуть, раз уж мы с тобой достигли апогея. Сама не понимаю, как могла запамятовать. Это все ты виноват…
И снова, видимо, придется каяться!
— Я встретила другого мужчину, Петр, — голосом специально делает упор на моем имени, — пока ты губы дул, — прыскает и прикрывает рот рукой. — Так внезапно, так неожиданно. Как в сказке! У меня, по-видимому, где-то рядом ходит фея-крестная.
— Что ты городишь?
— Правду говорю, — сквозь руку произносит. — Это было как бы между прочим. Практически за чашечкой кофе я развлечение себе нашла. Съел? — на последнем слове высовывает язык.
— Кого? — прикрыв глаза, со свистом выдыхаю.
— Красивый парень. Голубые глаза и хорошо подвешенный язык. Речь не мальчика, но мужа. И ты знаешь, а он так — вроде ничего! В общих чертах, конечно, не красавец, но не без способностей. И потом, мужчина не должен быть внешне слишком привлекательным. Красивый муж — чужой муж.
— Муж?
— Угу. Когда говорят о мужской красоте, то, как правило, употребляют эпитет…
— Слащавый, вероятно?
— Вот видишь, ты сам все прекрасно понимаешь. Вот ты, например…
— Что по твоему новому знакомому, Антония?
О себе я и так все прекрасно знаю.
— А я уже все сказала. Он точно ничего! — сформировав из пальцев кольцо, показывает очень убедительный знак. Мол, все хорошо!
«Да ничего хорошего!» — про себя шиплю, делая ударения на всех буквах «о», которые про себя жужжу.
— Кто он?
— Высокий рост, волевой подбородок. Он юрист, Петруччио.
На последнем слове сжимаю клешни на ее боках. Смирнова ойкает и устраивает вращение веретена, которому на хвост с большим трудом цепляют пряжу.
— Я слушаю! Продолжай!
— Мы с ним танцевали в ночном клубе. Он был слишком галантен, от себя весь вечер не отпускал. И ты знаешь, он мне понравился. Его настойчивость и необидчивость свалили наповал.
— Валялась в ногах у мужика?
— В таких ногах, Велиховчик, не грех и поваляться.
Про это, если честно, не желаю знать.
— Предложение уже сделал? — обрываю абсолютно не содержательный рассказ.
— До этого еще не дошло, конечно, — она подкатывает глаза, а я принимаю сидячее положение, удобнее располагая Смирнову на себе, — но все к тому идет.
— Как его зовут? — обхватив Тоньку под коленями, покидаю вместе с ней кровать.
— Неважно! — забрасывает руки мне за шею, притягивает к себе и в губы произносит. — Какая тебе разница, Петруччио, если я его уже люблю. Хоть горшком пусть мальчика зовут, а сердцу не прикажешь. Вот ты, например…