Звева Модиньяни - Ветер прошлого
Саулина торопливо объяснила, в чем состоят ее затруднения.
— Вот этого генерал даже мне не рассказывал, — улыбнулась Джузеппина и тут же предложила простое и верное решение: — Табакерка твоя, и ты возьмешь ее с собой.
— А вдруг она ее потеряет? — попытался вступиться священник.
— Не потеряет. Стоит только зашить табакерку в мешочек и пришить его к платью, — живо возразила певица.
Священник понял, что проиграл. У него больше не осталось доводов.
— Что ж, — разочарованно вздохнул дон Джузеппе, — вам остается только договориться с ее отцом.
Саулина, не пропустившая ни слова из разговора, выдвинула свое условие:
— Но я хочу сразу зашить табакерку в платье. Прямо сейчас.
Джузеппина Грассини повернулась к священнику. Он нерешительно топтался на месте, не зная, куда раньше идти — к дому семейства Виола или в церковь.
— Будет лучше, если мы сразу заберем табакерку, — решила за него певица. — Зато потом нам не придется терять время.
Священник медленно поплелся в церковь, как всегда проклиная по пути французов.
4
Из окошка кареты, катившей в Милан, Саулина смотрела на убегавший назад лес. Высокие тополя, кряжистые дубы и густые заросли акаций казались чужими, пугающе незнакомыми.
— Как дела? — спросила Джузеппина, радуясь, что ее миссия окончилась успешно.
— Хорошо, — ответила Саулина.
Она говорила правду, ее действительно охватило ощущение счастья. Расставание прошло мирно, без душераздирающих сцен. Увидев золотые монеты в руках знатной дамы, Амброзио Виола тотчас же выказал полную готовность услужить. Нетрудно было убедить его отпустить дочь.
— О чем ты думаешь? — спросила Джузеппина.
— Ни о чем, — сказала девочка.
Она была вся поглощена новыми впечатлениями: покачиванием подпрыгивающей на ухабах кареты, топотом лошадиных копыт, тучей пыли, которую они оставляли позади.
— Ты рада, что едешь в Милан? — допытывалась Джузеппина.
— Не знаю.
— Тебя ждет много нового, и поначалу тебе будет нелегко, но дай срок: как только ты немного освоишься, тебе понравится новая жизнь.
Саулина не испытывала печали при расставании с прошлым, но и не сгорала от нетерпения при мысли о будущем. Она жила настоящим и сейчас любовалась дорогой, петлявшей среди густого леса, наполненного ароматами наступающего лета.
— Вы все знаете, — сказала Саулина, признавая мудрость и опыт своей наставницы, — и вы, конечно, правы.
Певица восприняла эти слова как благоприятный знак.
— Ты делаешь меня счастливой, — произнесла она.
Если бы у Саулины был выбор, она устроилась бы на козлах рядом с возницей, но на эту просьбу синьора Джузеппина ответила категорическим отказом. Девочке пришлось занять место внутри экипажа на мягких подушках напротив своей покровительницы.
— А вы хорошо его знаете, этого генерала Бонапарта? — спросила Саулина.
Лицо дамы окрасилось румянцем.
— Я очень хорошо его знаю, — ответила она.
«Я тоже», — хотелось похвастаться девочке, но она промолчала.
— Знаешь, — продолжала Джузеппина, — он очень любит музыку. Когда он бывает в Милане — обязательно приходит в театр послушать, как я пою.
Саулине хотелось расспросить поподробнее, что такое театр, но ведь Джузеппина непременно возьмет ее с собой в театр, и тогда она сама все увидит. Поэтому она выбрала другую тему.
— А генералы, — спросила Саулина, — рождаются генералами?
Джузеппина посмеялась над ее наивностью.
— Только короли рождаются королями, — добродушно объяснила она. — Но бывают необыкновенно одаренные люди, которые становятся генералами.
— А как?
Пока Джузеппина собиралась с мыслями, чтобы ответить на этот нелегкий вопрос, карета вдруг сильнее обычного подпрыгнула и так резко остановилась, что Саулину бросило вперед. Снаружи послышался зычный голос возницы и отчаянное ржание вздыбившихся лошадей.
— Что случилось? — вскричала женщина прерывающимся от волнения и страха голосом.
— Пока ничего, — ответил звучный мужской голос, и в окошке кареты показалось лицо человека в маске.
Из-под старой шляпы выбивались светлые кудри, черные глаза воинственно сверкали из-под маски. Похоже, он был молод.
— О боже, — прошептала Джузеппина, прижимая к себе девочку и пряча лицо в ее волосах, — это разбойник!
— Воистину так, разбойник, — весело согласился незнакомец в маске. — Живо вылезайте!
Саулине этот хищник с большой дороги показался человеком, которого ей, неимущей крестьянке, нечего было опасаться, а вот ее благодетельница поспешно повиновалась и, дрожа от страха, вышла из кареты, таща за собой девочку. Поперек дороги лежал срубленный молодой тополь, преграждавший путь. Четыре висельника, одетые наполовину в потрепанные военные мундиры, наполовину в грязное и рваное вольное платье, вскинув ружья, держали на прицеле возницу и двух дрожащих лакеев.
— Отпустите нас, — взмолилась Джузеппина.
— Отдавайте деньги и драгоценности, а там посмотрим, — приказал светловолосый разбойник.
— Но вы… вы не можете…
— Отчего же? Кто помешает нам попросту зарезать вас?!
Джузеппина вздрогнула, услышав столь откровенную угрозу. Саулина, напротив, осталась на удивление спокойной и, сколько ни старалась, не могла поверить, что белокурый человек в маске и вправду опасен.
— Главнокомандующий итальянской армии велит тебя повесить! — бесстрашно заявила она.
Джузеппина еще крепче прижала ее к себе, со страхом ожидая последствий.
— Молчи! — прошептала она.
— У него других дел по горло, — весело рассмеялся разбойник. — Итак?
Джузеппина отдала ему кошелек с золотыми монетами и драгоценности, которые были на ней. Разбойник сложил все в большую переметную суму и отвесил церемонный поклон.
— Ничего другого я от вас и не ждал, прекрасная синьора, — улыбнулся он, окинув ее откровенно оценивающим и полным восхищения взглядом.
— Одежду давай! — внезапно закричал один из оборванцев, чья отвратительная рожа внушала ужас.
Дрожь передалась от Джузеппины Саулине: она наконец почувствовала, что ее табакерка в опасности.
— Только тронь меня, и я тебя убью! — крикнула девочка, готовясь защищать свои лохмотья до последнего вздоха.
— Бойкая девчушка, — захохотали разбойники.
— А вот посмотрим, — косоглазый и рябой детина угрожающе двинулся к Саулине.
— Мы отдадим вам все, что вы хотите, — торопливо вмешалась Джузеппина, стараясь загородить собой девочку. — Не слушайте ее, она сама не знает, что говорит. Она же еще маленькая!