Елена Чалова - Кредо содержанки
А затем милая девушка, только-только вернувшаяся из Индии, читала путевые заметки, прозу и стихи. Публика обоих авторов принимала тепло, слушатели много хлопали и порой просили прочесть что-то особенно полюбившееся.
Рину зрелище это оставило в основном равнодушной. Поэзия казалась ей всегда неким актом душевного стриптиза, и она либо испытывала неловкость за людей, которые это делают, либо восхищалась ими, но как-то отстраненно. Бывает, что у человека нет слуха, нет способности внутренне соучаствовать музыке. И тогда он музыку не понимает. Мы говорим про таких людей – нет музыкального слуха. Но ведь случается, что отсутствует восприимчивость к визуальному ряду – и тогда человек равнодушен к живописи. То есть он может выучить, чем академизм как стиль отличается от импрессионизма, как звали художника и все прочее. Но у него никогда не будет любимой картины, той, в которой можно утонуть, чьи краски оживают и наполняют душу тихой радостью, или смятением, или ожиданием чего-то.
Так и Рина оставалась холодна при звуках лирики Пушкина, не любила страдания Ахматовой и Цветаевой и морщилась как от зубной боли, если где-то поблизости читали Маяковского.
Дуська, будучи барышней романтического склада, слушала своего идола открыв рот, и ее длинные пушистые ресницы вспугнутыми бабочками взлетали над очарованными озерцами ореховых глаз. Пытаясь угнаться за скакунами его мыслей, девушка порой отчаянно прижимала кулачки к груди, и тогда зрелище становилось столь трогательным, что Рина отводила глаза, испытывая неловкость.
Кира слушала Николая Станиславовича внимательно, но лицо ее оставалось спокойным, и комментировать она его выступление не стала. Зато обе подруги безмерно восхищались молодой поэтессой и хором укоряли Рину за то, что та никогда ничего подобного им про Индию не рассказывала. Там же так здорово! Дервиши! Священные коровы! Много-много храмов и богов! Ганг! Брахмапутра, в конце концов. Рина лишь пожимала плечами. Рассказ девочки ей тоже понравился, но в Индию она больше не поедет. Никогда. Never again.
В целом вечер удался, и Рина вернулась домой в хорошем настроении. Она переоделась в шелковую пижаму, погладила по пузику бодхисатву, полила цветы, сделал вид, что не хочет есть, и включила компьютер.
Так, у Машки все хорошо. Рина с благодарностью улыбнулась бронзовому Будде, и тот блеснул глазами из-под полуопущенных век.
Дальше что тут… письмо от Андриса. Дочке годик исполнился. Жена уехала куда-то по делам, и он один развлекал ребенка. Хюльда процветает и передает привет. Сам Андрис дистанционно учится траволечению, а потому теперь много гуляет в поисках лекарственного сырья.
Рина некоторое время сочиняла ответ, потом зашла на сайт турфирмы, которая организовывает поездки по садам специально для любителей и профессионалов.
Здесь нашлось много интересного, и Рина твердо пообещала себе, что обязательно съездит в этом году в Голландию, надо только правильно выбрать время: между праздниками, чтобы не подвести Киру.
А через неделю Кира удивила подруг, пригласив их в гости.
– А повод? – допытывалась Дуська.
– Увидишь. Будет сюрприз.
– Да мы недавно у тебя были… – Вспомнив посиделки на ковре, Дуська поежилась. – Давайте, может, в кафе сходим? Или к Рине? У нее хоть мебель нормальная есть.
Кира обратила на подругу строгий взгляд голубых глаз, и Дуська стушевалась:
– Ладно, я ничего. Сюрприз – это хорошо… наверное.
Сюрприз заключался в том, что квартира Киры, до того девственно пустая, не считая ковров и кровати, оказалась полностью меблированной. Дуська моментально поджала губы и, похоже, обиделась.
Кира не воспользовалась ее дизайн-проектом в английском стиле. Вместо этого в комнатах царил скорее Прованс. Выложенный темным паркетом пол, синие с белым гардины, белый пышный тюль, низкий диван и квадратные кресла, обтянутые тканью, имитирующей структуру домотканого изделия. В одном углу появился забавный торшер – словно сложенные пирамидкой камни-голыши и абажур – рыбацкая сеть. В глиняном кувшине на низком столике – кованый металл и темное стекло – стоял букет ярких цветов: синие, белые и красные анемоны. Асимметрично повешенные в углу полки темного же дерева несли на себе книги и красивые крупные раковины.
Рине интерьер понравился, и даже Дуська в конце концов вынуждена была признать, что получилось все очень гармонично.
Иван Александрович любил иногда пройтись по магазинам, выбирая подарок другу или сыну, и в такие походы он часто брал с собой Рину. Она поняла, что он доверяет ее вкусу больше, чем вкусу жены, и искренне старалась помочь. Ивану Александровичу нравилось заводить ее в дорогой магазин – ювелирный, бельевой, обувной. Он садился в кресло и смотрел, как вокруг его женщины суетится персонал, как она меряет красивые и дорогие вещи. Само собой, он таким образом подтверждал в собственных глазах свою статусность и свой имидж, и они оба это понимали, но при этом совершенно искренне получали обоюдное удовольствие от процесса. Вообще дела Ивана Александровича явно шли в гору, и он водил Рину на все более дорогие и звездные тусовки, попав в списки клубов, она получала приглашения на разного рода светские рауты и иной раз ходила туда одна или с подругами.
Рина стала тщательнее следить за собой, она видела, как Иван Александрович гордится тем, что его любовница хороша, что на нее с вожделением смотрят мужчины, что она умна и умеет поддержать разговор. Поэтому она с благодарностью приняла ключи от новенького симпатичного БМВ и не стала возражать, когда Иван Александрович сказал, что им нужно съездить на охоту – там будут нужные люди и вообще. «Потерпишь?» – почти виновато спросил он, и Рина кивнула. Она уже бывала на подобных пирушках и знала, что жен там не будет, господа привезут своих любовниц, большинство – просто девки. Иван Александрович гордится тем, что она на них не похожа – умело накрашенная, стильная, спокойная, никогда не напивается и не устраивает сцен. Рина оделась попроще и поярче, чтобы не слишком выбиваться из среды «девушек», и собрала небольшую сумку.
Ехали долго. Мощный внедорожник километр за километром пожирал дорогу, стараясь сглаживать ущербность покрытия. Вот и лесное хозяйство. Здесь их ждет охота, а уж затем – остальные тридцать три удовольствия.
Однажды, в самом начале их отношений, Рина напросилась с Иваном Александровичем на озеро, где стреляли уток. Не то чтобы в ней взыграли вдруг кровожадные инстинкты, но просто ужасно любопытно было посмотреть, как выглядит эта мужская забава. В тот раз уток собирались стрелять на рассвете, а для этого отправляться на озера нужно поздним вечером, и уже там, на месте, ждать, когда начнет светать. От лесного хозяйства до озера было не слишком далеко, и они шли по лесу пешком. Охотники двигались бодрым шагом, переговариваясь между собой. Рина, которая клятвенно обещала не мешать и вообще оставаться незаметной, держалась сзади. Егеря вели собак на сворках. По большей части это были кокер-спаниели, и еще какие-то коротконогие собачки в рыжих и белых пятнах. Быстро сгущались сумерки, под ноги лезли корешки и сучья, где-то над головой то и дело вскрикивали птицы, но Рина упорно шла, стараясь держаться поближе к старшему егерю. Семеныч похож был на лешего – огромный, дикого вида мужик, до самых глаз заросший бородой. Но пару раз он с удивительной ловкостью подхватил женщину, когда она чуть не свалилась в полутьме. Вот под ногами зачавкало, и, раздвинув кусты и камыш, Рина увидела перед собой гладь озера. Вода странным образом казалась светлее неба, ее зеркальная поверхность отражала уже невидимые глазу, но еще стелющиеся над горизонтом солнечные лучи. Над озером перекликались птицы, ветер шуршал камышами и травой, гомонили люди, лаяли собаки, и Рине казалось, что здесь едва ли не более шумно, чем в городе. У берега их ждали плоскодонные лодки. Рина вошла в воду по колено и замешкалась, не зная, как забраться в раскачивавшуюся посудину. Егерь подхватил ее на руки и, легко подняв, опустил в лодку.
