Ребекка Кэмпбелл - Рабыня моды

— Ну конечно, есть те… увлечения, о которых Людо разрешает тебе знать, но есть еще и тайные.

— Пенни, достаточно. Людо — самый открытый человек из всех, кого я встречала. У него нет тайн. Я понимаю, вам, как матери, приятно представлять его распутным парнем, перед которым не могут устоять женщины. Но он не такой, я люблю его за то, что у него…

— Есть?

— Нет, Пенни, за то, какой у него характер.

Мне показалось, что это прозвучало немного глупо, но я знала, что в моральном плане одержала победу: конечно, она не была полной, но все же я отвоевала небольшой участок территории, где могла бы комфортно устроиться. Как бы там ни было, Пенни замолчала, хотя это скорее было связано с тем, что принесли блюдо из морского языка для нее и из свиного пятачка для меня, а не с моей отвагой при защите чести ее сына и нашей любви.

Мне бы хотелось, чтобы выставка «Премьер-вижн» была более интересной и эффектной. Конечно, она кажется раем для «наркоманов ткани». Каждый производитель в Европе — и крупный, и никому не известный — приезжает сюда. Сколько их? Не знаю, может быть, тысяча. Две тысячи? А это означает — горы рулонов роскошного бархата, тонкого шерстяного крепа и «о-какой-практичности» вискозы. Эта выставка привлекает лучших дизайнеров со всего мира. Они приезжают сюда в жажде вдохновения, отчаянно надеясь создать определенную модель одежды, похожую и одновременно отличную от всех других, неизвестную и в то же время знакомую, достаточно необычную, чтобы стать обязательной частью гардероба, и вполне практичную, чтобы ее постоянно хотелось носить.

Еще они приезжают для того, чтобы украдкой разглядывать друг друга, пытаться понять тенденции, выбранные конкурентами, целоваться и смеяться и неискренне шутить, время от времени говорить что-нибудь неприятное старому врагу или новому другу, пить шампанское в баре на террасе, насмехаться, шпионить, сплетничать и рыдать.

Как только вам удастся преодолеть специально отобранных, очень крупных охранников-галлов (Пенни не возражала против интимного личного досмотра, предлагая себя, как та рыба, стремящаяся, по рассказам, в определенную часть моря, где обитает более мелкая рыбешка, очищающая ее чешую), вы оказываетесь в одном из трех огромных, напоминающих ангары, залов. Они огромные, но вызывают странное ощущение клаустрофобии из-за угнетающе низкой крыши с балками и порталами зловещего вида.

Пенни, со всем изяществом подняв голову, величественно перемещалась от павильона к павильону — она была в своей стихии. Может, «Пенни Мосс» и небольшая компания, но стоит на арене появиться самой Пенни, и она набирает в весе. Младшие помощники будут отметены в стороны, и из тайных углов появятся управляющие фабрик, смиренно улыбающиеся и отряхивающие с себя крошки.

Моя задача состояла в том, чтобы наблюдать за Пенни и не допустить серьезных ошибок с ее стороны. Я выступала гарантом того, что ее блестящие идеи (теперь появляющиеся лишь время от времени) не будут испорчены (все более частыми) промахами. В конце концов, разве кто-нибудь сможет забыть Год лимонного и фиолетового цветов? Как вы, наверное, догадались, тактика моих действий состояла в том, чтобы внушить Пенни, будто все идеи принадлежат ей. Пенни бегло просматривала образцы тканей, и стоило ее взгляду остановиться на каком-то одном, издавала звук, который показывал, насколько ей нравится эта ткань. Я вторила ей или красиво и гармонично, или очень осторожно фальшивила. И в любом случае решение принималось верное. Вполне возможно, где-то в глубине Пенни понимала, что я вношу свой вклад или даже произношу решающее слово в нашем выборе. Но на уровне сознания, или по крайней мере там, где сознание трансформируется в слова, всю работу выполняла Пенни, а моей задачей было просто выполнять обязанности доверенной прислуги, человека-рекламы и делать грязную работу.

Мое поведение было безупречным, а настроение просто отвратительным. Неловкая попытка Пенни увести Людо из моих рук, если вы простите мне небольшое сентиментальное отступление, заморозила мне сердце. И это произошло в Париже — единственном месте, где мы могли бы быть друзьями или почти сестрами, ведь у нас был общий номер, мы вместе ужинали, и нам предстояло завоевать мир. Я знаю, что мстить нужно немного погодя — это блюдо лучше подавать холодным, но выбор способа мести не должен быть ограничен ничем. У меня по плану был целый «шведский стол» различных блюд и закусок.

Я уже пыталась поступать так раньше, но мои планы всегда заканчивались, как свадьба мисс Хэвишем[9]. Бывает, я действительно хочу сделать какую- нибудь гадость, но в нужный момент забываю о причине моей злости, теряю интерес и чаще всего просто долго жалуюсь Веронике. Как бы там ни было, Пенни — особый случай. Мне слишком тяжело досталось мое нынешнее положение, чтобы рисковать все потерять. И осознание очевидной глупости Пенни всегда было для меня частью этой истории.

Поэтому в течение дня я отмела разные планы наказания Пенни: избиение, саботаж, клевету и обман. Но стоило этим глупым мыслям покинуть меня, я почувствовала, что в результате неизвестного алхимического процесса они оставили непонятный осадок. И этот осадок был связан с воспоминаниями об одном ирландце — водителе фургона. Естественно, я не собиралась использовать Лайама, чтобы отомстить Пенни. Ее бы это ничуть не задело, даже наоборот, таким образом я преподнесла бы ей на блюде свою голову. Это в большей степени имело духовный подтекст. То, что Пенни плохо обошлась со мной, стало своего рода разрешением мне совершить греховный поступок.

В конце дня Пенни пила граппу и с радостью предавалась ностальгическим воспоминаниям со своим старым знакомым сеньором Солбиати — грустным человеком в мятом льняном костюме. А я заметила знакомую элегантную фигуру, которая двигалась в мою сторону в сопровождении менее знакомой и менее элегантной личности.

— Итак, Майло, — произнесла я, — как тебе понравилась Пенни во всей красе?

Я ожидала потока насмешек, но меня ждало разочарование.

— Она просто произвела фурор. Добавила веселья этой уже начинавшей утомлять вечеринке. После твоего ворчания я и представить не мог, что она окажется такой хохмачкой.

— Да, значит, она была права, — рассмеялась я.

— Права в чем?

— Она действительно понравилась тебе.

Ответ Майло прозвучал совсем не зло, скорее он задумался:

— Ну, возможно, будь она мальчиком и лет на сорок моложе… Пойдем, поедим мороженое. Кстати, это Клод, Клод Малерб.

Я мельком взглянула на человека средних лет, стоящего рядом с Майло. Он был крайне непривлекателен, его лицо принадлежало к тому типу лиц, которые кажутся перевернутыми. Спутник Майло был одет в черную шелковую рубашку — расстегнутые сверху несколько пуговиц обнажали бледную грудь, — узкие черные брюки и ужасные черные ботинки. Волосы были длинные и пахли муссом для укладки.