Елена Барлоу - Бессердечный (СИ)
Я не умел утешать, если Энни когда-то и плакала, она посылала меня на хрен, и я сваливал. А теперь я стоял перед Дэни, как идиот, и глазел на неё, не понимая, что я должен делать. Я снова ушёл.
Вернулся я через час или полтора, а она спала, свесив ноги с дивана. Я приблизился к ней и, чёрт знает сколько времени, смотрел на неё. У неё лицо школьницы, а не молодой женщины. И эти её русые волосы... Мне кажется, длинные локоны сделали бы её старше. Сейчас я понимаю, почему не посчитал её сексуальной, ибо любую девушку я так и не иначе рассматривал в качестве объекта, который можно было бы затащить в постель и трахнуть. (Да, я был засранцем, но Энни никогда не изменял. Не надо об этом забывать).
Дэни походила на тех ребят, которые с утра до ночи носились по дворам и дразнили прохожих; на шпану, которая курила траву где-нибудь под мостом, пролегающем через Камберлэнд. И в то же время я не мог представить её с ними, не знаю, почему. Я никогда не был склонен к девочкам помладше, вот и не отнёсся к Дэни как к женщине.
Я помню, как она засмеялась, когда я предположил, что у неё есть бойфренд. Она лесби? Нет, я даже думать об этом не хочу.
Мне было не по себе, что я не сумел её утешить, и теперь она спала в таком неудобном положении. Решив перенести её в спальню, я не подумал, что мне будет тяжело или больно. Но она оказалась достаточно лёгкой, чтобы я не растянул мышцы до критического состояния.
Я уже давно не заходил в свою комнату, потому что здесь всё напоминало мне о детстве, об отце, который нас кинул, стоило мне исполниться пятнадцать. Моя кровать теперь была до жуткого низкой и смешной, с этими дурацкими рисунками гоночных машин на постельном белье.
Удивительно, как Дэни может так крепко спать. Ей не следовало бы засыпать вот так в чужом доме, где кроме неё находится посторонний мужчина.
Пока я обдумывал, что мне делать с песнями и шоу, и как выступить на нём самому, Дэни задёргалась так странно, словно ей снился кошмар, но при этом она не издала ни звука. Я выключил лампу на столе, подошёл к кровати и взял Дэни за руку, и только тогда она успокоилась. Когда она открыла глаза и посмотрела на меня, я не узнал её взгляда, обычно строго и холодного.
«Она опять влезла в долги, опять бухала и просрала мои деньги! У меня больше нет сил её терпеть, я так не могу, не могу... Я не хочу домой! Я хочу к Кендре, хочу увидеть свою сестру... »
Я не понимал, о чём она говорила, поэтому бормотал однообразные утешительные слова. А она всё качалась на месте, и слёзы текли по её бледной коже. Тогда я не нашёл ничего лучшего, чем обнять её. Вот так, просто прижал её к себе и уложил обратно на подушки, и сам лёг рядом, не размыкая рук.
«Я устала, устала быть единственной взрослой в том доме... Я больше не могу, не могу! Она меня сживёт со свету... »
Мы лежали, прижавшись друг к другу, и я слышал биение её сердца, ощущал его своей грудью. Дэни, в конце концов, заснула снова, уткнувшись лицом мне в плечо, а мне было так жарко от этой близости, будто я заново горел. Что-то мне подсказывало, что она не обрадуется, если обнаружит меня с ней в обнимку, когда проснётся.
Я выскользнул из постели, а её укрыл одеялом. И теперь сижу и смотрю на неё, не понимая, что же делать дальше.
[3] английская народная песня, попавшая под редакцию известного композитора Ральфа Воан-Уильямса в начале XX века.
Глава 8
Кендра расстегнула молнию на чехле, сняла его и любовно погладила чёрный, атласный материал. Дэни сидела на широкой постели напротив и с открытым ртом следила за тем, как сестра расправляет своё вечернее платье. Этим они всегда отличались друг от друга: старшая сестра выросла настоящей леди, трепетно относящейся к своему внешнему виду, то есть обожала платья, туфли на высоких каблуках, сумочки, духи, косметику; а Дэни просто было всё равно. Зато она обожала смотреть на то, как наряжается Кендра. Она ею восхищалась, и, даже несмотря на трагедию их семьи, Кендра была для неё идеалом женщины.
Дэни отработала свою вторую неделю в доме Филча, получила деньги и уже забыла о том, что мать в очередной раз напилась, снова задолжала кому-то деньги, потому что в четверг приехала Кендра, счастливая и прекрасная, сняла номер в отеле и пригласила сестрёнку к себе.
— Как там мама? — спросила она, нарезая фрукты за столом.
— Дома. Надоела уже! Её опять уволили, на этот раз из магазина.
— Даниэлла!
— Ну чего? Я вчера ходила к дядьке Маку. Отдала ему полторы штуки за неё. Ты даже не представляешь, как я устала! Скорее бы накопить достаточно денег, чтобы свалить в Кеншим, к тебе.
Кендра покачала головой, взяла тарелку с фруктами и устроилась рядом с сестрой на широкой постели, где Дэни уже держала в руках по бокалу с коктейлем.
— Ты же единственная, кто у неё остался, солнышко. Что с ней станет, когда ты уедешь?
— Ты не хочешь, чтобы я жила поближе к тебе? — в голосе Дэни послышалась обида.
— Очень хочу, правда! Но мама...
— Я не хочу разговаривать о ней! Всё, забыли. Хотя бы на сегодняшний вечер. Давай лучше выпьем за твоего жениха!
Вечер действительно пошёл лучше, когда они заговорили ни о чём. Просто забыли обо всех проблемах, ели фрукты и десерт, смеялись и шутили. Кендра рассказала сестре о планах на свадьбу и о своём прекрасном женихе, а Дэни слушала и улыбалась.
— Ну, а ты что молчишь? Не рассказываешь про своего нового знакомого. Я слышала, он — звезда...
— Ага! Звезда одного района.
Дэни хмыкнула, подумав о Ричарде, и откусила большой кусок бисквитного десерта с клубничным джемом.
— И всё-таки, — Кендра заправила локон волос за ухо и придвинулась поближе, — колись. Что там с ним? Он сильно пострадал?
— Сильно...
— А как он выглядит?
— Нормально. Да что ты пристала с ним? Ну, шрамы, ну и что?
Девушка спрятала улыбку за глотком сока. Она внимательно посмотрела на сестру и вдруг спросила:
— А сколько ему лет?
— А какая разница-то?!
— Милая, просто зная твою... деликатную проблему, касающуюся мужчин, я смею предположить, что тебе было бы тяжело работать со взрослым.
Дэни фыркнула и расправила плечи.
— Я спокойно отношусь к нему, хотя он и много старше. Правда, я уже привыкла.
— Может быть, всё дело в его внешности? Ты не задумывалась о том, что он не отталкивает тебя только потому, что сам изуродован, и его пострадавшее тело стало своеобразным щитом от твоих страхов?
