Ненужная мама. Сердце на двоих - Вероника Лесневская
- Я еду к тебе, - неожиданно заявляет она, вгоняя меня в ступор. На фоне слышится шум двигателя. - Помощь нужна… не мне, а… Назару, моему… брату. Ты должен… помнить его, - делает паузы между словами, запыхавшись в панике.
- Да, я хорошо знаю вашу семью, - заторможено тяну, постепенно сопоставляя факты. - К тому же, Назар обращался ко мне на днях, но отмахнулся от лечения. Я настаивал, но… Он сказал, что некогда.
Я по-прежнему сосредоточен и напряжен, но безумный страх за Вику сходит на нет, уступая место врачебному профессионализму. Мысли проясняются, история болезни Назара и его жалобы на сердце всплывают в памяти, варианты неотложной помощи и последующего лечения выстраиваются в голове по полочкам. В принципе, я представляю, как действовать дальше. Главное, успеть. В этом Вика права – реагировать надо быстро.
- Брату всегда не хватало времени на себя, он погряз в семейных проблемах, топил горе в работе, и вот к чему все привело… С ним сейчас бывшая жена, она мне и позвонила, а я… сразу вспомнила о тебе, Гордей. Прошу, не отказывай нам.
Она чуть не плачет – ловлю нотки отчаяния в подрагивающем голосе. Конец фразы заглушают сигналы мимо проезжающих автомобиле, следом звучит визг тормозов. Слишком импульсивна и неосторожна Богданова на оживленной трассе. Не хватало ей попасть в аварию…
- Виктория, ты за рулем? – уточняю и слышу слабое «да» в ответ. Мысленно матерюсь. - Послушай меня, я обязательно вытащу твоего брата, - произношу чуть ли не по слогам, громко и убедительно, хотя сто процентов дать не могу – надо для начала Назара осмотреть, а потом делать прогнозы. Но сейчас моя цель - успокоить расшатанную психику нашего педиатра. – Я немедленно вызываю няню и собираюсь…
Подцепляю телефон двумя пальцами, крепче обнимаю дочку – и возвращаюсь в детскую. Не прерывая звонок, будто от него зависит моя собственная жизнь, я укладываю малышку в кроватку, а сам распахиваю шкаф. Срываю с вешалок первые попавшиеся под руку брюки, наспех натягиваю на себя. Замираю с расстегнутым ремнем, вслушиваясь в Викин шепот.
- Я сама с радостью посижу с Алиской, только, умоляю тебя, скорее, - всхлипывает с надрывом, вскрывая меня без скальпеля, одними лишь словами, и доставая из недр души обычного, уязвимого человека.
- Все будет хорошо. Я клянусь. Не волнуйся, следи за дорогой и… - сглатываю, чтобы тихо добавить то, что в последний раз говорил жене: - Береги себя, пожалуйста.
Отключается, а я некоторое время стою истуканом, уставившись на свое отражение в зеркальной дверце. На меня оттуда смотрит прежний Гордей... чересчур живой. Не знаю, хорошо это или плохо. Эмпатия – плохой советчик.
Очнувшись, продолжаю одеваться. Не успеваю толком восстановить душевное равновесие и вернуть себе привычный холодный рассудок, как раздается звонок в дверь. Вылетаю в коридор, на ходу борясь с пуговицами. Нарушаю ряд, из-за чего приходится делать все заново. Наплевав на свой внешний вид, открываю прямо в распахнутой рубашке.
На пороге моей квартиры – заплаканная Вика. Молча схлестываемся взглядами, и она вдруг бросается ко мне. Беззащитная, раскрытая, искренняя. Зарывается в моих объятиях, роняет голову на грудь и шумно выдыхает, застав меня врасплох.
Машинально укладываю ладони на ее сгорбленную спину – и мелкая дрожь проносится вдоль позвоночника, перекидывается на меня, как пламя пожара в ветреную погоду.
Концентрированная нежность после двух месяцев сухого, делового общения бьет по телу и мозгам, сладким ядом разносится по венам. Вика словно вернулась домой после долгого блуждания, хотя мы никогда не были близки.
Необъяснимые ощущения, неуместные и пагубные.
Разумом понимаю, что это секундная слабость. Маленькая передышка, после которой Вика обязательно придет в себя. Порыв, вызванный исключительно сестринскими чувствами к Назару. Я все осознаю, но подло пользуюсь моментом. Обнимаю ее крепче, упираясь подбородком в макушку, и устремляю пустой, стеклянный взгляд на лестничную площадку. Плевать на вздорную соседку, которая выходит из своей квартиры, как бы невзначай покосившись на нас, стоящих в проеме двери. Однажды я представил молоденькую докторшу как нашу маму, поэтому у нее не должно возникнуть вопросов. Кажется, мне и самому хочется в это верить от безысходности, одиночества и тоски.
Время останавливается, но я собираю рассудок по осколкам, чтобы усилием воли завести часы.
- Виктория, как я могу доверить дочку няне с нервным срывом? – обращаюсь к ней строго, зная, что только так смогу прекратить женскую истерику. А заодно и себя остудить. – Может, все-таки позвоним Тамаре Павловне? – добавляю чуть мягче и, не выдержав, зарываюсь пальцами в ее волосы, испортив аккуратную прическу.
- Я в порядке, прости, - рвано дышит мне в плечо, а потом запрокидывает голову. - Езжай, я присмотрю за Алисонькой, - отстраняется, вытирает щеки от слез и тепло добавляет: - Я скучала по ней.
- Она тоже…
«И я», - предательски простреливает в мыслях, но я отгоняю это прочь.
Провожаю Вику тягучим взглядом вплоть до двери детской, отворачиваюсь с легкой улыбкой – и спешу спасать ее брата.
Я должен. Я пообещал, а нарушать слово не в моих правилах.
Я хочу это сделать… ради нее.
Глава 9
Виктория
- Как же ты быстро растешь, Алисонька, - нежно приговариваю, выкладывая ее на животик.
Сажусь рядом на постель, которую я предварительно застелила чистой ситцевой пеленкой. С улыбкой поглаживаю малышку по спинке и наблюдаю, как она поднимает головку, вертит ею по сторонам, находит взглядом меня и смеется, выпуская слюнки из ротика. Достаю очередную салфетку из пачки, чтобы вытереть ей подбородок. Рядом на тумбочке уже собралась целая гора использованных.
- Зайка, только животик тебе нормализовали, так теперь ты готовишься показать все прелести прорезывания зубов? – наклоняюсь к ней, чтобы поцеловать в лоб. – Не бережешь ты своего бедного папку…
С тоской поглядываю на часы, отсчитывая время с момента ухода Одинцова. Ожидание съедает меня изнутри, неизвестность убивает последние зачатки надежды. Кажется, что прошла целая вечность.
