Всего лишь измена - Мари Соль
Глава 12
До определённого момента его жена, его дети, казались мне чем-то несуществующим. Я добровольно исключила их из нашей реальности. Ведь он был только мой! Я не пыталась узнать имена его сына и дочери. Даже имя жены я узнала не сразу. А Никита молчал. Будто и не было этого фактора, его настоящей семьи.
Но как-то раз в главном театре случилась премьера. Ставили «Мастера и Маргариту» в новом прочтении. Молодёжный театр современного танца. Звучало многообещающе! Шумилов достал нам билеты. И я согласилась пойти.
Ряд у нас был едва ли не самый последний.
— Зато посередине, — искал преимущества в этом мой преданный друг.
— Сойдёт, — я взяла из его рук билетик.
«Кот Бегемот в роли кота Бегемота», — было написано мелкими буквами.
— Неужели, и правда, кота привлекут? — рассмеялась, цепляясь за Костикин локоть.
На мне было платье из тёмно-зелёного бархата, волосы собраны в хвост. Я, с Костиных слов, и сама походила на Маргариту.
— Скорее, на Геллу, — взглянув на себя в большом зеркале, фыркнула я.
Он был в рубашке и брюках. И, надо сказать, ему очень шёл этот стиль! Я всегда удивлялась тому, почему он ни с кем не встречается. Точнее, он встречался! Но как-то мельком. Так, чтобы долго, серьёзно, такого при мне ещё не было.
Мы изучали картины на стенах фойе. Здесь выставляли художку. В тот раз было что-то с упором на готику, и я попросила Шумилова сфоткать меня. Я надела те самые серьги, тот первый подарок Никиты. Изумруды эффектно смотрелись в ушах. Даже Костик заметил, что выгляжу я изумительно.
— Смотри в камеру, Вит! — он велел подготовиться.
Я приняла романтический образ. Как вдруг…
Среди тех, кто гулял, в ожидании спектакля, я увидела пару. Никита вёл женщину в тёмном, приталенном платье. Смотрелась она по сравнению с ним как незримая тень. Я отметила сразу, насколько она меня выше, крупнее. И волосы тёмные, спрятаны в плотный пучок, так что не оценить густоты.
Взгляд жадно впитывал всё, до мельчайших подробностей. То, как ступает, как держится. Как улыбается, чуть склонив голову, изучая одну из картин. Они приближались! А я замерла, проворонив команды Шумилова.
— Вит! — позвал он.
Проследил за моим ошарашенным взглядом. Опустил наведённую камеру.
— Вита, идём? Вон та картина получше, — попытался отвлечь меня от созерцания пары, которая двигалась прямо на нас.
Поравнявшись со мной, она вскинула брови.
— Вы позволите? — с лёгкой улыбкой на бледном лице, указала назад.
— А…, - я замешкалась, — Д-да!
Отойдя и позволив занять моё место, я побоялась смотреть на её кавалера. Боялась, что если увижу, умру!
Так и прошла мимо, с опущенным взглядом. Только носки его туфель мелькнули на фоне ковра.
«Никита, Никита, Никита», — кричал мой измученный мозг. У двери обернулась к нему. Он, не видя меня, делал снимок.
«Красивый», — подумала бегло и позволила Косте себя проводить. Мы уселись на самом верху, у прохода. Богачёвы сидели на первом ряду. И, как ни пыталась я сосредоточить внимание на спектакле, но взгляд то и дело метался к его голове. Пару раз они что-то шептали друг другу. Я не видела, но представляла, что он шепчет что-то ей на ухо. Что-то настолько же нежное, как шептал мне?
Интересно, а как он её называет? Мне почему-то до боли в висках захотелось узнать её имя! Марина? Светлана? Ирина? Какое из этих имён ей особенно шло?
В антракте Шумилов пытался меня развлекать. Предложил выпить кофе. Досмотреть галерею картин. Но я отказалась спускаться на первый этаж. Вдруг он там? Вдруг он тоже?
— Ну, ладно, как хочешь, — Костик встал сзади, — Мне и тут хорошо!
Мы стояли напротив большого окна и смотрели на тёмную улицу. Он отодвинул высокую штору. В отражении стекла были мы.
— Вит, я хотел, чтоб ты знала…, - начал, было, Шумилов.
А я, испытав острый приступ нечаянной боли, обернулась и крепко прижалась к нему:
— Обними меня, Кось!
Он обнял. Сначала опасливо, чуть прикасаясь руками к спине. А после — прижал и зарылся мне в волосы.
— Вит, я с тобой, — различила сквозь стук наших юных сердец.
На следующий раз, когда пришло время ехать на встречу к Никите, я собрала все подарки. Все, кроме двух изумрудных серёг. Не смогла! Слишком дороги. Спрятала в ящик. И зареклась, что не стану носить. В конце концов, что-то же я заслужила? Будучи в роли любовницы хозяина двух ювелирных домов?
Появившись в тот раз у него на пороге. Вернее, на пороге отельного номера, ставшего нашим «любовным гнездом». Я достала из сумочки шёлковый мамин платок. В него были завёрнуты все украшения: пару браслетов, цепочки с кулонами, несколько перстней, набор…
— Вот, — положила на белую простынь.
Никита присел. Он был голым по пояс. И я убеждала себя не смотреть на него, до тех пор, пока он не позвал:
— Вита, что это?
— Это подарки. Не хочу быть должна, — объявила решительно. Вскинула голову, и, держа в кулаках свою боль, посмотрела Никите в глаза, — Мы расстаёмся! Пришла, чтобы это сказать.
Он сглотнул, кадык его дёрнулся. Взгляд не пускал.
— Расстаёмся? Почему? — произнёс коротко.
Я отвела глаза первой:
— Я так решила.
— Ммм, — промычал он, как будто всё понял.
Встал и прошёлся по комнате. Плеснул себе виски в широкий стакан.
— Это из-за той встречи в театре?
«Догадливый», — думала я. И невольно взглянув ему в спину, увидела шрам на плече. В детстве его укусила собака. С тех пор он боялся собак.
— Это должно было случиться. Я больше так не могу.
Он выпил, выдохнул шумно:
— Я тоже.
«Вот и здорово», — фыркнула я про себя. Хотя боль была нестерпимой.
— Знаешь, я боялся признаться себе самому, — он опёрся руками о стол и склонился так низко, что лопатки его выпирали теперь, как два неотросших крыла.
— В чём признаться? — шепнула. Подумала: «В том, что устал?».
— Что люблю тебя. Сильно, — ответил Никита.
Я ощутила, как слёзы туманят картину. Его очертания стали расплывчаты. Я моргнула и вытерла капли с лица:
— Прекрати!
— Я понимаю, — продолжил он, будто не слыша, — Я не вправе тебя вынуждать. Я не могу дать тебе ничего, кроме этого…
Он развёл руки в отчаянном жесте.
Я всхлипнула:
— Я не прошу.
Он, всё ещё стоя спиной, подтвердил:
— Я знаю! Ты никогда ничего не просишь. Потому, мне так хочется дать.
— Как её звать? — этот вопрос прозвучал неожиданно, даже для меня самой.
— Кого? — вскинул голову.
— Твою жену, — произнеся это, я
