Всего лишь измена - Мари Соль
— Так! — деловито черкает в блокноте, — И сколько нас будет в итоге?
Я считаю на пальцах:
— Ну, мы с Костиком, ты, Майка, Тоха. Мамуля придёт, и Костяшкины тоже приедут.
— Аська будет?
— Да, кто ж её знает?
— Узнай!
— Я думаю, будет! Она не пропустит такое событие. День рождения племяшки.
На прошлый её день рождения Ася как раз находилась в загуле. Она позвонила, сказав, что вулкан на Камчатке дымит и рейс отменили. Оттуда она привезла много пемзы и красной икры.
— А Анфиса Павловна одна придёт, или…, - Милка делает многозначительную паузу, имея ввиду мою мать, что уже пятый год состоит в отношениях, но знакомить нас с ним не спешит.
Правда, я с ним знакома. Заочно! Нормальный мужик. Лысоват, худощав. Занимается бизнесом. У него магазинчик продуктов, киоск и отдел бакалеи в большом супермаркете. Где они познакомились с мамой! Она покупала продукты на ужин. Мама вечно худеет, следит за собой.
— Скажите, эти макароны не развариваются? Мне нужно сделать альдэнтэ, — спросила она продавщицу.
Та уставилась:
— Да нормальные макароны, варить пять минут.
— Пять минут до готовности? — мама достала очки и надела их на нос.
— Там написано всё, — продавщица кивнула, устав от дотошной клиентки.
Но мама была несгибаема. Изучив макаронную пачку, она протянула её:
— Где здесь написано, что это из твёрдых сортов? Мне нужно из твёрдых.
Женщина, стоящая за прилавком уже не один год, нахмурилась:
— А эти чем плохи?
Мама, спрятав свои окуляры в футлярчик, сказала:
— Ничем. Просто они не подходят под мой рацион.
Тут в магазин зашёл он. Николай Сергеевич Дотошный, предприниматель средней руки, мечта одиноких женщин за шестьдесят. Правда, маме тогда ещё не было даже шестидесяти. Она была моложава, весьма одинока и очень горда.
— Диночка, прошу тебя, отвлекись на секунду, я очень спешу, — произнёс он в адрес продавщицы, извинился, уже в адрес мамы, — Простите!
Оперся на прилавок и стал ждать, выбивая костяшками пальцев настойчивый ритм. Мама от этакой наглости вскинула брови. Надела обратно очки, чтобы казаться ещё деловитее.
— Вы что себе позволяете? — возмутилась она, — Я битый час выбираю товар! А вы просто становитесь передо мной, как ни в чём не бывало?
Дотошный, в обычное время спокойный, обратил свой рассеянный взор на неё:
— Я же сказал вам «Простите». Разве этого мало?
— Хам! — бросила мама и вышла.
Обруганный ею предприниматель средней руки, не дожидаясь, пока Дина выдаст ему сумму средств, отправился следом.
— Подождите! Ну, подождите! — догнал он её без труда. Так как мама, всегда носившая каблуки, не успела уйти далеко, — Не обижайтесь, прошу вас. Возможно, я был слишком груб? День такой, неудачный! Давайте заглажу вину чашкой кофе?
Анфиса Павловна, администратор торгового центра, кивнула. Не убирая с лица выражение крайней обиды. Но к концу этой встречи лицо посветлело, что давало намёк на взаимность с её стороны…
— Я тебя умоляю! Конечно, одна, — говорю.
Милка вздыхает упёртости мамы:
— Как девочка, честное слово!
Мы смеёмся её нежеланию вывести в свет своего кавалера. Между тем, из кухонного зала доносится запах горелого. Милка в испуге идёт посмотреть. Я продолжаю сидеть, изучая торты на экране. Нужно выбрать! Вот только, какой?
Мой смартфон начинает жужжать. Достаю из кармана и вижу…
Знакомые циферки. Я сохранила его, обозвав «Не звонить». Нужно было внести в чёрный список! Ну, что ему нужно ещё?
— Алло? — говорю.
Положив Милкин список тортов на столешницу, я быстро иду в направлении выхода. Говорить с ним при ней не хочу! Милка даже не знает ещё, что Никита вернулся.
— Вита? — его тон, с хрипотцой, задевает какие-то фибры, и я начинаю дышать через раз.
— Чем обязана? — говорю церемонно.
На входе табличка «Открыто». Но время дневное, и посетителей нет. Сейчас, начнутся обеды в ближайших к нам офисах, вот тогда и повалит народ. Подхожу к большой каменной клумбе. В ней ароматным букетом цветёт кустик белых петуний. Точнее, пока не цветёт, а лишь собирается.
На том конце провода Богачёв произносит:
— Готовишься к дню рождения дочери?
Я замираю. Готовлюсь, и что? Почему у меня ощущение, будто он меня видит? Я даже веду взглядом вокруг. Никого.
— Прости? — уточняю.
Он усмехается:
— В соцсетях разглядел её дату рождения. Май.
— Да, и что? — пожимаю плечами.
— Вита, — моё имя звучит как-то странно, с нажимом, и спокойствия как не бывало, — Скажи, только честно, ведь Майя… она от меня?
Мой мир в одночасье обрушился. Я замечаю, что в пальцах оторванный кончик листочка. И роняю его на асфальт:
— Что за бред? Богачёв! Ты совсем уже что ли?
— Это не бред, Виталина, — его убеждённость в своей правоте раздражает. Откуда он знает? Зачем?
— Майя моя дочь! — говорю я сквозь зубы, — Моя и Шумилова, понял? Ты не имеешь к ней никакого отношения.
— Ты уверена в этом? — бросает с усмешкой, — Она родилась через полгода после того, как я уехал. Ты хочешь сказать, что спала с ним, пока мы встречались?
Гнев так и плещет в груди. Нарастает! Мне охота послать его к чёрту. Прокричать в трубку что-то обидное. Но ведь это заверит его в том, что он попал в самую точку? Ну, уж нет! Держись, Вита! Только не дай слабину.
— Да, представь себе, Богачёв, я спала не только с тобой в тот период. Считаешь, мне нужно извиниться перед тобой? Что ж, прости, — говорю это, словно садист, признающий вину. Едва ли ему будет больно. Больнее, чем он сделал мне…
— Мне не нужны извинения, Вит. Мне нужна правда, — произносит устало.
— Ты услышал её, — говорю.
Он хмыкает в трубку:
— Ну, что ж, хорошо! — его голос звучит так, словно это ещё не конец. Далеко не конец. Что он думает делать?
— Послушай, Никита, — цежу без зазрения совести, — Моя жизнь без тебя сложилась просто прекрасно. А ты приезжаешь и требуешь правды? Так знай! Я тебя ненавижу! Ненавижу за то, что ты сделал со мной. Я тебя никогда не прощу. И всё, что случилось с тобой, а я уверена, ты ведь не просто так вернулся? Всё это заслуженно! Не смей приближаться ко мне. Ты не имеешь морального права звонить. И только моя безграничная вежливость не позволяет мне послать тебя на три буквы.
— Вита…, - пытается он.
— Всего доброго! — говорю я отнюдь не по-доброму, и завершаю его, этот мучительный разговор.
Прислоняюсь к стене. Руки сильно дрожат. О, Боже! Зачем? Ну, зачем он вернулся?
В кафе входят люди. Компания юных девиц и влюблённая парочка.
«Клубнично-банановый», — думаю я. И, выдохнув весь накопившийся стресс, церемонно
