Его трудное счастье - Таша Таирова
Вегержинов захлебнулся чаем, Кучеров ухмыльнулся и крепко приложил друга ладонью по спине.
— Тогда уже договаривайте…
— Мы тут на «ты», старлей, привыкайте. Не до политесов, когда враг рядом.
— Понял, — кивнул Валентин. — А как янки с этой хреновиной познакомились?
Все сидящие за столом переглянулись, и Воеводин тихо сказал:
— У меня, парни, Афган в прошлом. Я от их долбанных «Стингеров» много пацанов похоронил, так что когда сюда прибыли, я готов был к встрече, как никто другой. А они нас за кого принимают, знаете? По их мнению, мы — это толпа необученных недоносков с автоматами времён вьетнамской войны, в брониках ещё со второй мировой, хотя тогда никаких таких средств защиты и не было; никаких навигаторов, связи и прочего. Короче, ничего у нас нет, только автомат, каска и хреновый броник. Мы — варвары, ездим на своих БТРах где хотим и куда хотим, целуемся взасос с мирными. Правда, недавно неохотно признали, что мы мирным помогаем и печём хлеб, потому что привезли с собой пекарню в отличие от этих «миротворцев»! Нам действительно пришлось вначале кормить всех в округе своей кашей с консервированным мясом и свежим хлебом, потому что люди просто голодали. — Воеводин вздохнул и прикрыл глаза. Затем усмехнулся и продолжил: — А ещё мы не армия вовсе, ко всем относимся с пренебрежением, постоянно оскорбляем. Как можно с нами взаимодействовать? Все рапорты от янки нашему руководству игнорируются. Да… Но всё это слова были, пока мы с ними как-то не сцепились серьёзно, не поделили маршрут. Один из них моих бойцов «обезьянами» обозвал, этот придурок не знал, что у меня многие английский изучали, да и переводчиков полно. Если бы я тогда парней не успокоил, могло дойти и до стволов. И тогда эти кретины решили нас наказать.
Воеводин сделал глоток чая и переглянулся с Олейниковым. Тот сжал губы, удерживая рвущийся смех, и коротко кивнул:
— Как говорится, всё остальное записано со слов пострадавшей стороны. Мы с командиром к ним в штаб ездили, пока высшие чины дела перетирали, мы с бойцами охраны случайно подслушали разговор двух получивших по голове. Один забинтованный другому рассказывал: «Этих козлов надо было наказать, поставить на место. Без оружия, конечно, нам только русских трупов не хватало, но чтобы поняли и запомнили надолго. Написали записку, по-русски, но с ошибками, вроде серб писал, что собираются ночью славные американские парни дать по рожам обнаглевшим русским недоноскам. Подготовились мы тщательно: лёгкие бронежилеты, полицейские дубинки, шокеры, никаких ножей и огнестрела. Подошли к ним, соблюдая все правила маскировки и диверсионного искусства. Эти придурки даже посты не выставили, ну значит будем пиздить спящих, заслужили. Когда мы почти подошли к палаткам, раздалось их сраное "Ра-а-а!" И из всех щелей полезли эти засранцы, почему-то одетые только в полосатые рубашки. Я принял первого… и всё! Очнулся я уже на базе. Лёгкая контузия и рана на голове. Мне потом рассказывали, что парень меня пожалел, ударил плашмя, если бы бил по-настоящему, снес бы голову. Меня, блядь, опытного бойца элитного подразделения морской пехоты США, вырубает за десять секунд русский тощий сопляк — и чем? Знаешь, чем? Садово-шанцевым инструментом. Лопатой! Да мне в голову бы не пришло драться сапёрной лопатой, а их этому учат, но неофициально, у русских считается признаком мастерства знать приёмы боя сапёрной лопатой. Я потом понял, что они нас ждали, но почему они вышли в рубашках, только в одних полосатых рубашках, ведь для человека естественно защитить себя, одеть броник, каску. Почему только в рубашках? И это их сраное "Ра-а-а-а"!» — Олейников усмехнулся и презрительно закончил: — Эти козлы даже не поняли, что наши парни «Ура!» кричали!
Офицеры уже смеялись в голос, Олейников рассказывал так потешно, копируя мимику и движения пострадавшего солдата. Потом он несколько раз вздохнул и добавил:
— Но этот мужик понял, мне кажется, главное. Потом уже успокоившись он тихо заметил: «А ведь те парни с этим криком шли умирать за свою страну. Они знали, что будет просто рукопашная драка, без оружия, но они шли умирать. Но они не шли убивать! Легко убить, сидя в бронированном вертолете или держа в руках отточенную, как бритва, лопату. Они меня пожалели, понимаешь? Пожалели! Убить ради убийства — это не для них. Но они готовы умереть, если надо». — Олейников помолчал и продолжил: — Мы тогда мимо проходили, он нам в спину сказал: «После этой истории я понял: русские — это единственный и самый страшный наш враг». Вот так-то. А теперь, медицина, идите свои ящики с шанцевым инструментарием разбирать. Димыч, я упаду на пару минут, сегодня вечером надо будет у командира массовку изображать.
Воеводин молча кивнул, офицеры вышли из помещения, стараясь укрыться от сильного холодного ветра. Кучеров с Вегержиновым быстро прошли в сторону выгруженных ящиков и вместе с Воеводиным зашли в просторную палатку, где их уже ждали прибывшие с ними фельдшеры.
— Пока так, парни. Палатка тёплая, мои ребята её укрепили, от дождей защитили. Сейчас дам вам нескольких
