Сьюзен Филлипс - Блестящая девочка
Сняв крышку, Белинда чуть не расплакалась от разочарования.
— Длинная белая хлопчатобумажная рубашка в облаке тонкой оберточной бумаги выглядела как детская ночнушка. И хотя ткань была замечательно тонкая, сама вещь оказалась ужасно простой: вырез под горлышко, немного кружев, а спереди ряд крошечных розовых бантиков, сохраняющих лиф скромно закрытым. Когда Белинда вынула рубашку из коробки, к ногам что-то упало. Наклонившись, она подняла подходящие к рубашке нежные хлопчатобумажные трусики, тоже с тонкой кружевной оборочкой на бедрах. Как это понимать? Неужели Алексей пытается сделать из нее дурочку? Но потом, вспомнив о его невероятной гордыне и о том, что он берет ее не девственницей, она смирилась.
Было за полночь. Занавески в спальне были опущены, комната, задрапированная бледно-зеленой парчой, застланная толстыми коврами цвета нефрита, отделанная полированным деревом, блестевшим в мягком свете, который проникал сквозь шелковые абажуры кремового цвета, выглядела элегантно, но как-то безжизненно. Может, это лишь потому, что Белинда невольно, не давая себе отчета, сравнивала эту со вкусом убранную комнату с кричащей безвкусицей испанского интерьера бунгало «Сада Аллаха»?
Алексей в бледно-золотистом халате стоял возле окна. Белинда подумала, что впервые видит его не в костюме. Алексей, с маленькими глазками и темными, редеющими волосами. На экране он мог бы играть только злодеев и никогда — героев. Правда, злодеев властных, хозяев целых империй, способных мановением руки изменять судьбы бесчисленного множества людей.
Он повернулся, посмотрел на Белинду, и она снова занервничала в обжигающей тишине комнаты.
— Рубашка не совсем такая, как я ожидала, — сказала она первое, что пришло в голову. Она хотела снять напряжение.
Лицо Алексея было замкнутым, непроницаемым, как всегда.
— У тебя губная помада, дорогая?
— Да. Что-то не так?
Он вынул из кармана халата носовой платок.
— Подойди сюда, к свету.
Она шла босиком по ковру и совершенно не к месту думала о кружевном пеньюаре, о паре черных атласных домашних туфелек без задников на высоких каблуках и с розочками на пальцах.
Алексей взял жену за подбородок и мягко стер с губ помаду белоснежным льняным платком.
— Никакой губной помады в спальне, дорогая. Ты и так хороша, без нее.
Отступив на шаг, он медленно оглядел ее. Взгляд его замер на ярко накрашенных ногтях.
— Сядь на кровать.
Белинда подчинилась.
Он подошел к комоду, взял косметичку, выложил из нее все, выбрал один пузырек и вернулся к Белинде. Опустившись на одно колено, он положил на другое ее правую ногу и принялся стирать лак носовым платком. Потом перешел к левой ноге. Закончив легонько куснул нежный свод стопы, а потом лизнул.
— Ты в трусиках, Белинда?
Она смущенно опустила глаза, уставившись на воротник его халата, и кивнула.
— Хорошо. Вот ты и моя жена, Белинда. Подойди ко мне.
Милая, робкая, неопытная, наверное, немного испуганная. Все правильно, так и должно быть.
Она кивнула, потому что и впрямь была испугана. Алексей обращался с ней как с совершенно невинной. Ласковые слова, девственная ночная рубашка, никакой косметики. Неужели он не понимает, что нельзя изменить того, что было? Разве может она вычеркнуть из своей жизни время, проведенное с Флинном? Воспоминание о ночи, когда Алексей напал на нее, словно червь, извивалось в мозгу, хотя Белинда изо всех сил пыталась уверить себя, что она сама держалась с ним глупо и дерзко. Тогда он просто погорячился из-за ревности к Флинну. Но теперь она жена Алексея, и он не обидит ее. Вдруг Белинда подумала: а не подозревает ли он, что и Флинн не был у нее первым?
Он подошел к кровати, протянул руку.
— Иди ко мне, дорогая. Я так долго ждал, когда мы сможем заняться любовью.
Она медленно пошла к нему, уговаривая себя представить, что это Флинн, или закрыть глаза и вообразить Джимми. Алексей взял ее за руку, осторожно усадил на постель. Потом, когда она легла, он нежно коснулся губами ее рта.
— Обними меня, дорогая, — пробормотал он. — Я твой муж.
Она сделала, как он просил, и закрыла глаза, когда его лицо приблизилось к ее лицу, пытаясь вообразить Флинна. Но это оказалось трудным делом. Во-первых, Белинда была сильно испугана, а во-вторых, Флинн очень редко целовал ее и никогда так страстно, как Алексей.
— Ты целуешься, как ребенок, — проговорил Алексей, шевеля губами возле ее губ. — Открой рот и дай волю языку.
Белинда осторожно приоткрыла рот, твердя себе: это целует ее Флинн, это губы Флинна прикасаются к ней. Но она понимала, что это не Флинн, и, несмотря на страх, ощущала, как тело начинает согреваться. Руки невольно притянули Алексея ближе, а язык стал действовать смелее у него во рту. Она тихо застонала, когда он отодвинулся от нее.
— Открой глаза, Белинда. Ты должна смотреть, как я занимаюсь с тобой любовью.
Она ощутила прикосновение прохладного воздуха к коже, там, где он развязал бантики на груди. Потом раздвинул ткань рубашки.
— Смотри, как мои руки ласкают твою грудь, дорогая.
Она медленно подняла ресницы и встретила напряженный взгляд Алексея. Его глаза, казалось, прожигали насквозь ее плоть, готовые обнаружить мельчайшее семя обмана. В душе Белинды смешались панический ужас и возбуждение, она попыталась снова прикрыться тканью рубашки.
Глубоко в горле Алексея раздался смешок; она поняла, что он по ошибке принял ее страх за робость. Потом, прежде чем она догадалась, что происходит, он дернул ночную рубашку вниз, стащил ее через бедра, и она осталась в одних отделанных кружевами трусиках. Алексей взял ее руки и положил их вдоль тела.
— Дай-ка посмотреть. — Его пальцы потянулись к грудям Белинды и принялись ласкать их нежными легкими движениями.
Соски ее быстро затвердели; он прикоснулся сначала к одному, потом к другому. — Сейчас я буду ласкать тебя, — прошептал он.
Волны жара окатили Белинду, когда он наклонился к ее груди.
Перед глазами было его темя с редеющими волосами. Она крепко зажмурилась, когда он втянул один сосок глубоко в рот и стал лизать его, потом сосать и причмокивать, будто вбирая в себя жизненный нектар. Ее охватило возбуждение; оно предательски обожгло ее с новой силой, когда он начал гладить у нее между бедер.
Пальцы Алексея двигались возле кружев точно так же, как давным-давно пальцы Билли Гринуэя. А потом ловким, привычным движением он проник внутрь, совсем не так, как делали неуклюжие мальчики в далеком прошлом.
— Ты напряжена, — прошептал он и стал снимать с нее трусики.
Потом раздвинул ноги Белинды и начал что-то делать ртом, что-то запретное, но ужасно возбуждающее. Она не могла поверить в происходящее и сначала пыталась сопротивляться, но Алексей не позволил. За унизительно короткое время ее тело стало повиноваться ему, да и она сама не пассивно подчинялась Алексею, а что-то выкрикивала, доведенная до такого состояния, что, казалось, могла вот-вот рассыпаться на куски, разлететься в клочья.
