История Б - Григорий Васильевич Романов
На хитроумный план Лехи отреагировал спокойно и, присев на лавку, с интересом прочел предложенное сочинение.
Закончив читать, он поджал губу и посмотрел на друга:
– Да ты, я смотрю, интриган!
Алексей в ответ издал неопределенный гортанный звук. От Димки он ждал другого: «Вау! Как круто! Какой ты молодец!» А интриган… это что, вообще, такое? Наезд или похвала?
– Что, хреново написано? – продолжил нарываться на комплимент Леха.
– Не, написал ты хорошо. С душой. Тяжело, наверное, было подписываться геодезистом Василием. Рука-то, так и тянулась собственное имя вписать. А?
– Ты меня насквозь видишь!
– Но, по-моему, затея пустая.
– Почему?
– Нет обратной связи.
– В смысле?
– Ну, вот как ты собираешься узнать, сработал твой донос или нет? (слово «донос»-то мог бы и не говорить!) Они что, на своем сайте кадровые решения вывешивают? Или ты Job.ru будешь мониторить, не появилась ли там вакансия директора Т-го филиала?
Алексей и сам об этом думал. Но, творческий процесс так его захватил, что мысль эта отошла на второй план. Теперь друг приспустил его с небес на землю.
– А как оно может не сработать? Доводы-то убойные!
– Ха-ха, это ты их считаешь убойными, а как на них посмотрят в Москве – не известно. Нет, все это, как стрелять в небо, в надежде, что пуля упадет именно на голову врага. Что угодно может случиться. Письмо может тупо не дойти.
– Я отправлю заказным.
– Хорошо, допустим оно дойдет. Так, на месте затеряется. Кто его в Москве получит? Может, секретарша тамошняя, сама с Сергеем Сергеевичем зажигает! Позвонит ему, расскажет, а начальству не передаст. Поржут вдвоем и забудут. И вообще, ты их кухню не знаешь. Я ж так понял, это все твои фантазии?
– Есть и факты, немного…
–То-то и оно. Немного. Да и Сергей Сергеевич твой, он что, молча с должности уйдет? Уж, наверное, – объяснится! Геодезиста Васю только жалко…
Разочарованию Алексея не было предела. И возразить было нечего. Правду Диман говорил. Сложив письмо вчетверо, он угловатым движением засунул его в карман. Обиженный поэт покинул сцену, освистанный грубой толпой.
– Может, попросить пацанов, чтобы зубы ему пересчитали. А я бы им поляну выкатил. – неуверенно предложил Алексей.
– Они и без поляны пересчитают, им несложно. Но тема, знаешь ли, дохлая.
– Да почему?!
– Ты сам посуди: если наподдать без объяснения причин, то потеряется воспитательный эффект. Мало ли, от кого и за что прилетело! Если же объяснить, кто и за что передает привет, тогда… Он же, это, говоришь, юрист?
– Юрист.
– Значит, с бейсбольной битой к тебе не побежит. А пойдет к ментам, напишет заявление и привет! Будешь ты еще и должен ему в итоге и пацаны вместе с тобой. Вот, если бы ты сам ему морду набил, тогда б он жаловаться не пошел, потому что знал бы: получил за дело и от человека, имеющего на это право. А так… пустое это все.
Дима, засранец, ну вот только тебя похвалил!
Что бы уж совсем не пасть в глазах друга, Алексей рассказал, как проткнул колеса на машине Сергея Сергеевича. О допущенной ошибке он при этом умолчал.
– Н-да. Герой. – подытожил Дмитрий этот рассказ. Что означало сказанное, так и осталось неизвестным.
Пообщавшись еще немного, друзья разошлись по домам.
Разговор не принес Лехе морального удовлетворения. Нарастал внутренний протест против бездушных умозаключений Дмитрия. Творец в Лехиной душе не желал сдаваться.
Подходя к дому, он похлопал себя по карману, в котором лежала кляуза: Ладно, умник. Не дойдет, не сработает… Это мы еще посмотрим!
Ничего Алексей в итоге не отослал. Но, определенный лечебный эффект письмо возымело. Хоть и не унесло далекому адресату накопившийся яд, но впитало его частично в себя, немного облегчив автора от этого бремени.
Теперь его и вправду можно было вешать на стену. Любоваться и тешить себя надеждой, что однажды неуловимый мститель возьмет, да и отправит его по назначению.
И этого не случилось. Донос утратил привлекательность. Из разряда произведений искусства перешел в звание пустой бумажки. Его не только на стену не повесили, а вообще выкинули в мусорное ведро. И даже файл на компьютере Алексей стер.
Геодезист Василий мог расслабиться.
Если идея с подметным письмом умерла, то мысль отметелить Сергея Сергеевича чужими руками выжила. Здесь Димкины постулаты оказались не такими фундаментальными: Да, воспитательный эффект от анонимности потеряется. Но, терапевтический-то – сохранится! Так ли уж необходимо раскрывать имя автора? Я ведь и на спущенных колесах автограф не оставлял.
Во всем-то ты прав, друг Дмитрий. Одного не учел: безвестность и отсутствие аплодисментов я вынесу. А, вот, что этот козел радуется жизни, пока другие страдают, могу и не пережить!
Алексей всерьез задумался, к кому обратиться за помощью. У Дмитрия таких было много, но он решил его в свой план не посвящать. Пришлось рассчитывать на собственные ресурсы.
С разным хулиганьем Леха старался не знаться. Но, один подходящий знакомый у него, все-таки, был. И имя у него было соответствующее: Вова.
Ничего не имею против прекрасного имени Владимир. Но это был не Владимир, а именно Вова. Им он родился, им же предстояло ему и умереть.
Вова был дальним родственником водителя, Лехиного начальника. Этот водитель и обратился, когда-то, к Алексею с просьбой помочь безработному родственнику получить кредит. С чего он взял, что обратился по адресу, не известно. Но, он не ошибся.
Бездельником Вова не был: бомбил на старой ГАЗели без праздников и выходных. Но, эта работа была неофициальной. Поэтому банки не жаждали видеть его в числе своих заемщиков.
Для Вовы это был тупик. Для Алексея – повод лишних полчаса посидеть за компьютером.
Леха сделал ему левую справку 2-НДФЛ с нескромной зарплатой и подтвердил ее по телефону, чем резко повысил Вовин кредитный рейтинг.
Тот, получив долгожданный и невозвратный кредит, рассчитался с предыдущими, купил жене новый телефон и дал качественный ремонт ГАЗели, своей кормилице. В общем, залатал все финансовые дыры и искренне считал автором своего благоденствия Алексея.
В качестве благодарности, такая услуга требовала бутылки коньяка. И то, не самого дорогого. Леха на большее не претендовал.
Но, любая официальная бумажка, снабженная печатью, пусть и липовой, вызывала у Вовы благоговейный трепет. А люди, способные понимать, что в них написано, а уж тем более, производить их на свет, выглядели в его глазах средневековыми алхимиками, превращающими ртуть в благородный металл.
Из-за этого он считал себя обязанным Алексею гораздо больше, чем был на самом деле.
