Одержимый сводный брат - Ирина Ирсс
Умная девочка. Даже объяснять не пришлось, что она так и так останется в проигрыше, если будет рассчитывать только на состояние отца. Кайманов Эдуард хоть и любит иногда посорить деньгам, чересчур умный подонок. Надо прожить с ним в браке, как минимум, три года, чтобы получить доступ к его счёту, и то, только к какой-то самой малой части него. Женщины для него — пустое место. Купленная вещь, что будет скрашивать его персону за званым ужином перед такими же снобами, как он. Продержалась достаточно, справилась с задачей — получи вознаграждения. За хорошую работу, так сказать.
Я же предложил ей неплохое умножение, продержится — сорвёт куш, нет — так хотя бы не останется с носом.
Ради такого, я даже не побрезговал залезть в папин карман. Оказывается, даже месть можно купить, если этот карман слишком широкий.
— Она поймёт, что так будет лучше, — говорит отец, после некоторого молчания, — просто у Лины слишком доброе сердце, она будет защищать свою мать до конца, жертвуя своим благополучием.
Вот же дурак…
Я даже не выдерживаю и усмехаюсь вслух, наплевав, что моя реакция может быть для него подозрительной. За что, собственно, сразу и зарабатываю суровый взгляд в свою сторону. Хорошо, что в данной ситуации есть, что сказать.
— Ты реально думаешь, что родную мать, пусть даже самую хреновую, можно заменить на кого-то получше? Разве на моём примере ты ничего не понял?
— Ты, Егор, конченный эгоист, каких ещё поискать надо! Не сравнивай себя и Лину, у вас абсолютно разные понятия жизни!
Ну да, куда ж мне до его маленькой гадюки. Я же не делаю ему таких одолжений, как птичка. Вот если бы прямо сейчас поднялся и задушил подушкой его вторую по счёту обузу, возможно-таки наконец и заслужил, чтобы хоть рядом стоять с его драгоценной принцессой.
— Ну так чего тогда переживаешь, па, — максимально небрежно бросаю я, хотя такой тон выводит отца так, что он едва не багровеет от злости. — Умница-Лина откроет своё доброе сердечко ещё для одной несчастной, которая через год так устанет от твоего безразличия, что начнёт нюхать кокс, чтобы почувствовать хоть какие-то эмоции. А потом ещё одну, — я начинаю вставать под неотрывный взгляд волком, продолжая выбешивать отца всё больше и больше, — и ещё одну примет, и даже десятую она примет. Лине будет глубоко за сорок, а она всё будет в надежде принимать каждую последующую, которая наконец сможет стать ей…
— Хватит! — обрубает отец, неожиданно быстро вставая и оказываясь на одном со мной уровне.
И пока он буравит меня своим невероятно уничтожающим взглядом «родителя», думая, что я вот-вот под ним сломаюсь и перестану его провоцировать, я окончательно выхожу из-за стола и уже удаляясь бросаю ему через плечо.
— А я со своими взглядами на жизнь, пожалуй, удалюсь из этого дурдома.
— Егор, — доносится рычание в спину.
Да он, оказывается, в бешенстве.
— Мы ещё не договорили! Ты так и не ответил, что с твоим гадюшником!
— А что с ним? — останавливаюсь и смотрю на него, вставая в пол оборота.
Если отец сейчас воспламенится от гнева, чес слово, даже огнетушитель никто не успеет достать, чтобы от него хотя бы уголёк посчастливилось сохранить. Забавляет ли меня это? Ещё как, я даже дня целого не пожалею, чтобы и дальше продолжать выводить его так из себя.
— Ты должен закрыть его! Хватит играть с огнём, ты позоришь нашу фамилию! Если до тебя доберутся органы…
— Ты оставишь меня гнить в тюрьме, — договариваю за него слишком беспечно, что у отца разве что дым из ноздрей не валит. — Тут ты тоже можешь не переживать, па, я запоминаю с первого раза, — и выхожу наконец из столовой, чтобы наверняка тот взорвался от понимания, что контроля надо мной у него совершенно нет.
Отец следом за мной не вылетает, чтобы как юнца схватить за шкварник и всыпать по самое первое число, выбив всю дурь из моей головы. Тут надо отдать должное ему, достоинство отец никогда не теряет, чтобы опускаться до беготни за непослушным отпрыском и доказывать мне, что не прав, пока не сломаюсь. Я же нагло пользуюсь этим и всегда знаю время, когда лучше слинять.
Поднимаюсь наверх и направляюсь прямиком в свою комнату, чтобы немного отдохнуть, прежде чем отправиться в наш с парнями бар на всю ночь, когда неожиданно замечаю, что дверь в комнату «мачехи» приоткрыта. Ничего не могу с собой поделать и останавливаюсь, прислушиваясь, практически уверенный, что птичка предпочла поплакаться около её плеча, однако меня ждёт лишь разочарование в виде полнейшей тишины. Заглядываю внутрь и убеждаюсь окончательно, что Лины там нет.
Хм, неожиданно.
Не уж то, птичка и впрямь настолько осмелела, что готова справиться со всем в одиночку?
Меня разрывает от желания навестить сестрёнку, чтобы ещё раз увидеть, как она разрушается, однако отдёргиваю себя, понимая, что добивать слишком рано, к тому же, категорически запрещено. Дам немного времени успокоиться, придумать новый план и возможно даже поверить, что у неё всё получится. Если, конечно, у одной что-то выйдет придумать. Крис ей больше не в помощь, с сегодняшнего дня она начнёт избегать птичку всё больше и больше. Да и юриста и с заявлением на перевод в другой универ придумала далеко не “подруга”, а я. Мне нужно было, чтобы Лина уже ощущала вкус свободы, когда её жизнь начнёт рушиться. Сначала отобрать самое “прочное”, что у неё есть. Или хотя бы сделать вид, потому что отец никогда не оставит её ни с чем. Ей бы побольше веры в него, и уже сегодня смогла бы с лёгкостью показать мне свой средний пальчик, накрыв весь мой план в самом начале. Но нет, птичка повелась, как я и ожидал. А жаль, после сегодняшней выходки с футболкой, я уже начал рассчитывать на хоть какой-то отпор. Да и потом, в машине, она держалась, как бы я ни напирал, как бы ни блестели её глаза от волнения, а щёки ни горели от смущения, она умудрилась послать меня и улизнуть — вот какая Лина мне нравится. Знаю, что такая Лина усложнила бы ситуацию, но так хотя бы было в сто крат интересней.
Время до ночи летит почти незаметно. Успеваю принять душ и переодеться в чистые вещи, скинув старые в корзину для стирки. Этой футболке, которую сегодня пришлось доставать из спортивной сумки,
