Ты меня предал - Анна Шнайдер
Купил её любимые розы — белые с красной каймой, пышные и свежие, пятнадцать штук — и чёрный виноград без косточек. Вернулся, обрезал цветы, поставил в вазу, помыл виноград и выложил его на тарелку. Не удержался, съел пару ягод и улыбнулся — он был очень сладкий, Динь любила такой.
Задобрить жену подарками Павел даже и не надеялся, не тот у неё характер. Ему просто хотелось порадовать её, и он надеялся, что угадал с виноградом. Желания беременных женщин — та ещё загадка…
6
Дина
Я проснулась в пять утра одновременно от двух вещей — во-первых, страшно хотелось в туалет, а во-вторых, голод грыз меня изнутри так, словно от безысходности принялся за поедание желудка. Я встала, направилась в ванную, сделала там все дела, а оттуда сразу завернула на кухню.
В предрассветной темноте на столе шапкой белели розы. Они раскрылись и распространяли вокруг сладковатый цветочный запах, от которого меня моментально затошнило. Я приоткрыла окно, переставила розы в гостиную, чтобы аромат рассеивался в большем пространстве, и только потом заметила тарелку с чёрным виноградом.
Это было похоже на извинения, да скорее всего, это и были извинения, но легче мне не стало. И дело было вовсе не в том, что Павел не сказал мне о смерти Любови Андреевны — за прошедшую ночь я остыла и приняла его поступок, хотя и не поняла до конца. Да, мне тогда было бы тяжело и больно узнать ещё и об этом, но я в тот момент хоронила маму, и ничто не могло сравниться с этой утратой. Даже предательство Павла померкло по сравнению с маминой неожиданной смертью от инсульта. Мужья-то приходят и уходят, а мамы — остаются…
Мне не становилось легче по другой причине. По правде говоря, мне даже становилось хуже. Я привыкла к отсутствию Павла, я вытравила из себя все чувства к нему, приучилась не вспоминать, не думать, двигаться дальше. Я знала, что он жив, но для меня он словно умер. А вот теперь труп восстал из гроба и стал напоминать о себе, погружая в прошлое, о котором я не хотела думать. Вот и сейчас… Эти цветы…
Я вздохнула и отщипнула виноград, положила в рот — вкус был почти медовый. Съела ещё несколько ягод, но потом всё же отодвинула в сторону тарелку. Надо нормально позавтракать, да и вообще — мне не хотелось винограда. Да, было вкусно, но не хотелось.
Пока варила овсяную кашу, поневоле вспоминала, как Павел в первый раз принёс мне такие цветы — в дальнейшем они стали моими любимыми. В тот день у нас многое было впервые.
Мой выпускной институтский вечер закончился абсолютно феерично — меньше всего на свете я ожидала, что окажусь в квартире и постели Павла. По правде говоря, когда он набросился на меня с поцелуями в саду дачи Дениса, я подумала, что ему просто не хватает секса: он сам говорил, что на тот момент уже пару месяцев ни с кем не встречался. Но ответила, потому что любила. И согласилась поехать с ним по той же причине. Ругала себя, опасалась, что потеряю нашу дружбу навсегда, но отказаться была не в состоянии, слишком уж сильные чувства я испытывала к Павлу. Я мечтала о его прикосновениях два года, и когда он наконец меня коснулся, от счастья едва не улетела. Хотя тело осталось на земле, а вот мозг точно отправился в полёт и не возвращался до самого утра, когда я проснулась от признания в любви и неожиданного вопроса:
— Скажи, ты выйдешь за меня замуж?
Помню, как лежала, смотрела на серьёзного Павла, на его взволнованные глаза и взъерошенные со сна волосы, губы, которые полночи терзали меня всю, и думала, что у меня слуховые галлюцинации.
— Что, прости? — просипела, кашлянула и дико смутилась, когда Павел поцеловал меня. Нечищеные зубы его явно не смущали. И не только они. И вот ведь вроде бы — сколько можно? А я всё равно чувствовала бедром, насколько он возбуждён, и даже чуть-чуть испугалась. — Ой, не надо, Паш… Всё саднит!
— Я не буду, — шепнул он, ласково поглаживая меня по спине. — Так ты ответишь на вопрос?
— На какой?
— Выходи за меня замуж, Динь.
Я глупо хлопала глазами, не понимая — неужели это была не галлюцинация, и он действительно… Да не может быть! Сейчас не девятнадцатый век, чтобы жениться на девушке после того, как «испортил» её!
— Паш, ты… серьёзно?
— Абсолютно.
Я сглотнула, ощущая дикую растерянность. Наверное, я должна была прыгать от радости, но никакой радости не было. Я не верила в то, что Павел влюблён в меня. Я думала, что он просто развлёкся, а теперь делает предложение из-за чувства вины.
— Паш… М-м-м… — Я запнулась, он помрачнел, и я, решившись, моментально вывалила на него всё, что в тот момент думала: — Я понимаю, тебя смутила моя девственность, но мы же не в средневековье находимся, не обязательно жениться. Всё в порядке, я сама этого хотела. Мы ведь можем остаться просто друзьями, а?
— Кем? — переспросил Павел строго и нахмурился.
— Друзьями.
Он вздохнул и покачал головой.
— Нет, Динь, любимая моя фея, не можем. — Я невольно вздрогнула, услышав это «любимая». Он… что он такое говорит?! — Я и так потерял кучу времени, пока ходил вокруг да около и никак не мог решиться. Хочу тебя себе. Всю. Насовсем. Чтобы жить, любить, сажать деревья, строить дом и рожать детей. Я тебя люблю, Динь.
— А-а-а… — протянула я, всхлипнула и заплакала. От счастья. Потому что всё было как в самом лучшем на свете сне, но тем не менее, это была явь. И Паша, мой родной и любимый, мой единственный Паша, признался мне в любви и сделал предложение. А-а-а-а!!!
Чуть позже он, со смехом успокоив меня, выдал шорты и футболку, проводил в ванную, а сам сдёрнул с кровати заляпанное кровью бельё и тут же забросил в стирку. Я приняла душ, переоделась, вышла — и вновь попала в объятия Павла.
— Пошли-ка на кухню, там мама завтрак готовит, — сказал он, и у меня от страха подогнулись колени. — Познакомлю тебя с ней. Да не бойся, она у меня мировая.
Любовь Андреевна действительно оказалась мировой — изящная и ещё совсем не старая брюнетка с тёплыми голубыми глазами
