Дым - Катя Саммер

Я провел в станице много времени, пока мы не переехали. И хотя в городе наша жизнь круто изменилась, у отца появилась любимая работа и пожарная часть, я все равно нередко ездил сюда, пока бабушка была жива. Сейчас родители решили вернуться, потому что так советовал врач — свежий деревенский воздух, все дела. Отцу, конечно, два раза в неделю приходится ездить по полтора часа в академию, но сидеть дома он не привык.

— Пахнет убийственно, мам, — говорю, зайдя на кухню. Желудок и правда сводит. К кексам, которые в круглосуточном купил Юне и ее дочери, не притронулся и, кроме кофе, ничего не ел.

В зале, за занавеской из тонких веревок, накрыт стол, на старом серванте расставлены семейные фото, скатерть праздничная — мама сама вышивала рисунок, знаю, что для особых случаев держит. Паулина что-то увлеченно рассказывает, когда подхожу к ним. Отец мне скупо кивает, руку пожимает крепко, хоть и сдал заметно за последний год.

— Ухнем? — косится он на бутылку. — Наливку вишневую выкопал. Загляденье.

— Конечно, куда денусь.

Я не вникаю в общую беседу, болтология у нас по части Паулины, она вечно развлекает родителей. Усаживаюсь на придвинутый к столу диван и перехватываю кастрюлю с вареным картофелем. Помогаю разложить по тарелкам, а то мама женщина мировая — и мешок на спине протащит, лишь бы другие не напрягались.

— Больше клади, а то безобразие! Три картофелины для взрослого мужчины — это мало.

Мама успокаивается, только убедившись, что я съедаю двойную порцию.

— И когда уже внуки, — подловив на кухне, говорит вроде бы в пустоту, но так, чтобы я обязательно слышал.

Я не реагирую — выработал иммунитет.

— У нас с Линой собака, нам хватает, — отвечаю спокойно и вижу, как мама хмурит лоб, но не настаивает — идет шептаться с отцом.

Видимо, лекарство пора принимать. Матери всегда приходится с ним воевать. Вредный он, как… любой пожарный.

Только они скрываются в соседней комнате, я стучу стопкой по столу и прошу Лину налить вишневку, которая стоит рядом с ней.

— Допинг нужен. Довезешь обратно?

— Без базара, именинник.

Хлопает по плечу, напомнив, что сегодня мне исполнилось тридцать три. Возраст Христа — так мать говорит, мол, великих целей могу в этом году достичь.

— Слушай, я понимаю, что бешу тебя, как родители, — врезается в мысли подозрительно ласковый голос, — но ты знаешь, что я тебя люблю. Знаешь? Эй, знаешь?

Пытается щекотать — я уклоняюсь, с детства щекотки боюсь.

— Знаю, знаю, и я тебя.

— Так вот, мне Юна понравилась.

— Да что ты заладила…

— Понравилась, одобряю. Единственное… хочу убедиться, что ты таешь не из-за человеческого детеныша.

— Хватит, Лин. Не поэтому.

— Но все-таки таешь, значит?

Смеюсь — Лина всегда и все сводит к одному. Понимаю, что заботится, обижаться на нее смысла нет. Наверное, до сих пор чувствует себя виноватой, ведь она нас с Даной свела.

Давно это было. На одном из вызовов я с девушкой познакомился, сильно понравилась мне. В поликлинике сработала пожарка — мусорник загорелся. В результате всех эвакуировали и все потушили до нашего приезда. Зря только мчали — так я думал, потому что это был четвертый по счету ложный вызов. Думал, пока не увидел молодого травматолога, что оказывала помощь женщине, подвернувшей в панике ногу. Увидел и поплыл.

Девчонка проходила там практику. Прыткая оказалась, не дала номер, пусть и заигрывала со мной. Зацепила, со смены, как дурак, отпросился, ждал после работы у больницы. Но ее какой-то хахаль на «мерседесе» забрал, а я взбесился и послал все к черту.

Потом уже и думать о ней забыл, когда Паулина спросила вдруг, может ли дать мой телефон подружке, с которой училась в медицинском колледже. Ей, к моему удивлению, оказалась та самая травматолог. Дана, узнав, что мы с Линой знакомы, решила, что это судьба. Позже она тысячи раз сомневалась в этом.

Мы были вместе почти семь лет. Правда, сколько из них времени действительно встречались без ругани и не вспомню. Наверное, в разы меньше, но нам было весело: ссориться, мириться, жить вместе. Отношения походили на минное поле, но я не боялся сгореть. Пугало другое — Дана не взбиралась по карьерной лестнице, а летела. И я догадывался, что помимо знаний в голове многие вопросы решали ее красивые глаза, которыми она умела стрелять в нужных людей, каждый раз выбешивая меня до искр из глаз.

Конец отношениям пришел так же внезапно, как и все закрутилось у нас: я просто осознал, насколько для нее важна работа. Это случилось, когда после пяти лет совместной жизни она приняла мое предложение, но не смогла устоять от другого: ее пригласили в столицу, и Дана сделала аборт.

Об этом я узнал уже много позже, когда мы снова рассорились в хлам. Она бросила «новость», как разрывную гранату, и я сразу почувствовал — в этот раз она уходит навсегда.

Я не остановил ее. Поначалу даже не понял, что чувствую. Насчет нее, насчет неродившегося ребенка. Не хотел я детей так чтобы сразу, жениться собирался не по этой причине. Но тот факт, что она легко решила за нас двоих, не сумел пережить.

Это сложно объяснить, но я слишком часто видел на пожарах слезы родителей, которые потеряли детей. Наверное, нет ничего страшнее, чем пережить собственного ребенка. И я бы никогда не принял ее решение, я и не смог. Она об этом знала заранее.

Лина считает, что я сентиментальным стал именно после случая с Даной, хотя, если честно, за собой ничего такого не замечал.

— Сынок, с днем рождения! — поздравляет мама, вернувшись и внезапно выдернув меня из прошлого. Я убираю в сторону полную стопку, с которой так и просидел.

Отец становится у матери за спиной, кладет руки ей на плечи. Что-то сжимается внутри от того, что, несмотря на гору проблем, они вместе сквозь годы. Мама протягивает огромный сверток в подарочной бумаге.

— Не нужно было.

— Не обижай маму! — сердито, но со смехом в уставших глазах говорит отец.

Я открываю подарок, а там боевка новая и дорогая — знаю, сколько такая стоит.

— Ты только в чистой же смотри не умудрись в караул заступить, — учит уму-разуму, как первоклашку. Есть примета плохая, в новой одежде и обуви нужно хотя бы на тренировку выйти.

— Так точно, товарищ полковник.

Паулина