Миллиард секунд - Каролина Дэй
— О, че принес? Что-то вкусненькое, да?
Смотрит на продукты таким взглядом, словно я заставил ее ждать. Долго причем, слишком долго. Вот наглая морда! Хотя теперь эта черта характера дает хоть какую-то ясность. Ведь она многого лишена в своем интернате, приюте. Как это вообще называют?
— Там фрукты, йогурты…
— Серьезно? — она вскидывает бровь. — Нашел, чем удивить.
— Ну если не будешь есть то… — хватаюсь за ручки пакета и хочу положить их обратно на колени, но ее маленькая ладонь перехватывает мои.
— Нет уж! Раз принес, оставь мне!
Девчонка с любопытством заглядывает в пакет, как достает оттуда яблоко и откусывает свежий плод. Маленькая капелька сока стекает с левого уголка полных губ. Глаза закрывает, когда откусывает снова. А потом открывает, показывая истинный блеск. И только сейчас, наблюдая за девчонкой, различаю цвет глаз. Светло-карий. Ближе к медовому, сверкающему на солнце.
Мы сидим. Молчим. Друг на друга смотрим. Чувствую себя неловко. Не в своей тарелке, что ли. Вспоминаю, чем закончился наш последний разговор. Что она говорила о своем покойном друге и о жизни в целом. Насилие, несправедливость, желание угробить этих детей.
А что делали с ней? Вряд ли одних лекарств лишали.
— Эй, ты че завис? — бодрый голос девчонки отрезвляет. Откусывает последний кусок яблока и кидает огрызок в урну около входа. Попадает точно в цель. — Ау! Слышишь меня?
— Слушай, тебе правда могут не дать лекарства?
— Ну, это обычное дело, если косячу, — отвечает обыденно, словно в этом ничего страшного нет.
— Вам берут и не дают положенные лекарства?
— Иногда денег не хватает, иногда внимания заведующей. Только она распределяет все между ребятами, а нас много.
То есть те истории правдивы… Ебаный рот!
— Это же ненормально.
— Добро пожаловать в мой мир, дяденька миллионер! — она разводит приветливо руками и наиграно улыбается. — Тебя ждет плесень, вонь и медные трубы.
— Нет, серьезно. Вас могут запереть в подвалах, избить и отправить в психушку? И это никак не будет караться?
Девчонка посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Взметнула темные брови вверх. Даже челюсть отвисла. Нет, теперь я точно чувствую себя идиотом.
— Знаешь, я тоже об этом слышала, — говорит она с долей иронии.
— Я серьезно спрашиваю.
— А я серьезно отвечаю. Ты где эту хрень вычитал?
Если раньше я пытался ее отчитать, то сейчас мы поменялись ролями. Она смотрит на меня так укоризненно, как училка начальных классов. Осталось только ей очки нацепить и указку в руки взять.
— Ну…
— Баранки гну!
— За языком следи! — предупреждаю серьезно.
— Ладно, сорян. Просто ты чудак, — и улыбается, вытащив из пакета питьевой йогурт.
— Почему это?
— Какой нормальный человек будет ребенка в психбольницу отправлять? Знаешь, какой скандал будет? А потом разбирательства, суды. Это же прикроет лавочку жабы. Откуда она бабки тырить будет?
В этот момент мне успокоиться нужно, только это самое спокойствие никак не приходит.
— Слушай, где твои родители?
Она замолкает. Улыбка пропадает с ее лица. А пальцы пытаются скрепиться в замок, но получается так же хорошо, как и у меня читать правдивую информацию о детдомовцах.
— Отказались, — отвечает она тихо, вперив в меня свои большие глаза.
— Вот так просто?
— Ну да.
Снова эта легкость в ее голосе, снова безмятежность. Почему такие вещи произносятся так просто? Словно в этом нет ничего странного или необычного.
— Как родные люди могли отказаться?
— Не родные, приемные, — поясняет Ева. — Они взяли меня из приюта, а через полгода вернули обратно, потому что меня ударил один козел в школе, и я сдачу дала. Им не нужна дочь-диктатор.
— А что с твоими настоящими родителями?
— Не знаю. В личном деле написано, что они умерли, когда я была маленькая, но я их совсем не помню.
Вот и дилемма. Я недавно хотел создать семью, а у нее этой семьи как таковой нет.
— И как ты живешь?
— Ты так говоришь, как будто я инопланетянин с космоса. Отсутствие родителей это не конец света. Жила как-то без них, и сейчас проживу, — отмахивается девчонка, глядя на бутылку йогурта. Рассматривает картинку спелого яблока и груши, словно никогда в руках не держала.
А я вижу, как легко подрагивают ее руки, как глаза не двигаясь, смотрят на упаковку. И сама она толком не шевелится, лишь глубоко вздыхает и выдыхает воздух.
Как бы она не отрицала, факт остается фактом. Все видно невооруженным взглядом. Даже мне — постороннему человеку, который встречает девчонку третий раз в жизни. Но при этом создается впечатление, что встреч до этого было больше. Чаще. Плодотворнее. Будто в другой жизни виделись.
Сидели так же друг напротив друга и рассказывали о своей судьбе. Она так же смотрела на меня то укоризненно, то отчаянно, то с любопытством, так же облизывала пальцы, когда пролила немного йогурта. Ребенок. Такой еще ребенок.
Создается впечатление, что именно этот ребенок, переживший больше, чем обычный взрослый человек, искренне, без желания «быть в теме», скажет в любой сложной ситуации: «Я тебя понимаю».
И в моей тоже…
— А я бесплоден, — легко выпаливаю новость, которая однажды повергла меня в шок.
И мы снова долгое время молчим. Ева резко прекращает пить йогурт, закрывает крышкой бутылку и, внимательно взглянув на меня, произносит:
— Абсолютно бесплодных не бывает.
— Бывает, как видишь.
— Есть же другие варианты?
— Лечение. Но вряд ли это принесет какие-то плоды.
— Серьезно? — снова выгибает бровь и смотрит на меня, как на умалишенного. — Это говорит известный художник, который с самых низов карабкался на вершину вашего гребаного олимпа?
— Тебе не понять.
— Слушай, мы уже это проходили. Не бывает безнадежных случаев. Либо ты борешься за эту возможность, либо тебя устраивает, что в обойме только холостые…
— Ева!
— А что? — вопит она. — Думаешь, я не знаю о пестиках и тычинах? Мы это в
