Его одержимость - Лиза Бетт
– У вас с Ромой нет будущего… – собеседник обернулся и тут же кинулся ко мне, заметив мое состояние.
Твердость пола заставила поморщиться. Бедра свело от боли, и я инстинктивно потянулась рукой вниз, пытаясь унять это чувство, но почувствовала влагу.
Кремлёв-старший подскочил к двери кабинета и, распахнув ее, крикнул:
– Скорую, живо!
А я ощутила, как проваливаюсь в бездну.
Последнее, что помню – дикая боль, заставившая все тело сжаться, а потом темнота поглотила окончательно.
Глава 13
Проснулась под мерное тиканье. Открыла глаза и долго не могла сфокусировать взгляд. Размытые силуэты, светлые стены, убийственно яркий свет из окна.
Зажмурилась и сделала вторую попытку осмотреться.
Небольшая палата примерно три на четыре. Окно и две двери. Стены бежевые, как и короткие шторы на окне. Почему не задернули? Всего одна кровать, на которой лежу я. Рядом тумба и стул. Больше никакой мебели нет.
Попыталась привстать, но трубки от капельницы, присоединенные к сгибам локтей, помешали опереться на руки. Пришлось упасть обратно на подушку.
Прислушалась к своим ощущениям. Безумно хочется в туалет, в горле пересохло, раскалывается голова и ноет живот. Но теперь хотя бы мир перед глазами перестал расплываться.
Кое-как села на постели и тут же покачнулась, ощутив неимоверную слабость. Будто еще чуть-чуть – и в обморок.
Но я умру, если не схожу в туалет.
И что делать с трубками?
Замерла в нерешительности, а потом выдернула катетеры из вен и встала на ноги. Мир покачивался, пока я шла к двери туалета. Больничная сорочка была надета на голое тело, поэтому долго возиться не пришлось.
Сил едва хватило доползти обратно до кровати, и я рухнула на нее, услышав, как открылась входная дверь.
– Вы вставали? – медсестра в светло-зеленой форме всплеснула руками и покачала головой. – Вам же нельзя.
– Хотелось в туалет, – осипшим голосом проскрипела я.
– Нужно было меня позвать, я бы помогла, – она досадливо качала головой, закручивая трубки капельниц. – Как себя чувствуете?
Было странно, что я почти ничего не помнила. Только момент, когда упала на пол в кабинете декана, а дальше провал. Словно кто-то выключил телевизор, а когда включил, полфильма уже прошло.
– Так себе… – я положила подушку повыше, устраиваясь полулежа. – Скажите, как я к вам поступила?
Затаила дыхание, ожидая ответа медсестры, а та фыркнула, снимая капельницы со стоек.
– Не помните что ль? – она отложила одну на тумбу, обошла кровать и сняла вторую. – И кто только их сюда прикатил?
Будто сама с собой разговаривает.
Ладно. Попытаемся еще раз.
– Не помню. Когда поступила? – перехватила я запястье и заставила девушку посмотреть на меня. – Скажите, а ребенок?
Осеклась, заметив, как та опустила глаза и покачала головой. И словно тумблер щелкнул, выключая для меня мир. Ответы на остальные вопросы стали не важны. Я опустила руку и потупилась. Но лишь на секунду.
А потом подняла глаза к потолку, и подбородок задрожал. Сжала губы, пытаясь подавить всхлип, но не помогло. Рыдание все равно вырвалось наружу, и я тут же отвернулась от медсестры и свернулась калачиком, подтянув колени к груди.
Вот почему ноет живот. Они забрали его. Забрали моего малыша. Господи!
Плечи вздрагивали, а воздух не попадал в легкие, но может, оно и к лучшему? Зачем мне теперь жить?
Сердце разрывалось от боли, а рыдания рвали душу, кромсали на куски, оставляя внутри лишь пустоту.
Его нет. Его больше нет, и я чувствую себя так, будто вместе с ним умерла часть меня. А лучше бы я сама…
Не знаю, сколько я так пролежала, но, когда успокоилась, медсестры в палате уже не было, а небо заволокло тучами, и солнечный свет сменился плотной моросью дождя.
Аккуратно поднялась на ноги и умылась, глядя на осунувшееся лицо. Надо же. Такой вид, будто не спала полжизни.
Вернулась в палату и села на кровать, размышляя, что делать дальше.
Нужно найти вещи и позвонить маме. А потом уточнить у доктора, могу ли я идти домой. Оставаться в больнице решительно не хотелось. Какой в этом смысл?
Да и в чем он теперь, этот смысл? После того, что произошло, я уже не знала, как жить дальше. До того, как узнала о беременности, я и подумать не могла, какое это счастье. А теперь…
Казалось, вся радость в одно мгновенье покинула мою жизнь, и я больше никогда не смогу улыбаться.
– Ужин, – в палату вошла все та же медсестра, неся поднос с едой. Тарелка каши, кусочек хлеба и компот. – На вот, поешь. Глядишь, и силы появятся.
Она расставила посуду на тумбочку и собралась уходить, но мой скрипучий голос остановил её.
– Мои вещи, – подняла я заплаканные глаза на медсестру, и та кивнула.
– Сейчас принесу.
Примерно через десять минут она внесла в палату пакет и неодобрительно покосилась на нетронутый ужин.
Я вытряхнула содержимое пакета на кровать и перебрала.
– Это не моё, – подняла я взгляд на девушку, но та лишь безразлично пожала плечами.
– Что было велено передать, то и передала…
– Кем велено? – замерла я в полусогнутом над кроватью, буравя медсестру суровым взглядом.
– Дядей вашим. Я почем знаю, кто он там. Приехал с вами, проследил, чтобы в палату платную разместили, и уехал. Оставил пакет, – кивнула она на кровать. – Вон смотри.
Я опустила глаза на кровать и непонимающе моргнула. Вибрация.
Пошарилась, разгребая вещи, и нашла сотовый. Тоже не мой.
Номер не определен.
– Это не мои вещи, вы что-то перепутали, – повернулась, но медсестра уже вышла, оставив меня наедине со входящим вызовом.
Чёрт знает что творится…
– Алло, – уверена, что сейчас к телефону попросят какую-нибудь Машу или Таню.
– Валерия, как вы?
Ноги подкосились, и я опустилась на кровать поверх вещей. Это что, какая-то шутка?
