Собственность Шерхана - Ирина Шайлина

— Я десять лет с тобой, брат, — говорит он, — я с тобой и огонь, и воду прошёл. А она… Вяземского дочь. Баба. Другой веры.

Думаю о том, что Лиза, наверное, плачет там. Она такая хрупкая. Такая нежная. Такая…беременная. И теперь между нами снова — не просто замок, а целая, блять, крепость. Смотрим с Анваром друг на друга, тяжело дышим. Думаю о том, что рожу его разбить хочу. По мощеной плиткой дорожке грохочут шаги. Кто-то бежит. Тот самый парень, что Лику выпроваживал, влетает в комнату с трудом переводя сбитое бегом дыхание.

— Там…там Вяземский сбежал.

Глава 14

Шерхан

Крушить хотелось и убивать.

Всегда считал, что в моей команде — лучшие бойцы, а по факту набрал безмозглых дебилов, которые умудрились в который раз Вяземского просрать.

Схватил первое, что под руку попалось — кружка тяжелая, металлическая, и в окно ебнул. Стекло разбилось с грохотом, осыпая осколками сторожку, а мне лучше не стало ни хрена.

Там, за забором Чабаш, который придет ответку кидать за мои выходки. Там — недобитый Вяземский бродит, который смог полудохлым сбежать. А вокруг меня одни уебки, способные разве что между моими бабами склоки провоцировать.

Пиздец.

— Имран, — не вовремя Анвар сунулся. Я ему с размаха хук справа, в ухо, от всей души.

Анвар упал, размашисто взмахнув руками. А мне уже дальше в бой хочется, если не порву кого-нибудь, то сам взорвусь к чертям. Руки чешутся, кровь кипит.

— Ты совсем? — смотрит на меня, поднимаясь. За ухо держится, морщится, — ты из-за бабы ебнулся, брат.

Я только этих слов и ждал. Они для меня — как для быка красная тряпка, дальше бросился, кулаком снизу в челюсть.

У меня рука тяжелая, а сейчас границ и вовсе не видел, да и Анвар тоже.

Набросился на меня в ответ. Деремся, рычим, разнимать никто не суется, знают, лучше не лезть.

— Сука, — под кулаком моим сминаются кости носа. Анвар сильный, но я сильнее, я в борьбе с детства, — ты чего на папу попер, шакал позорный? Забыл, блядь, кто тебя из аула в люди вывез?

— Отпусти, блять, отпусти!

Я его в захват, за шею держу, дыхание хриплое, сбилось, из носа юшка теплая катится.

— Ещё раз против меня попрешь, окажешься с Шамилем в соседней могиле, червяков кормить, — сплюнул, руку убрал. Встал, отряхиваясь. Рубашка порвана, на свалку только теперь.

Анвар поднялся следом, слегка помятый, но вид виноватый. Понял, что кругом — его косяк.

— Не надо меня с Шамилем сравнивать, — ответил, смотря мимо, — я не предавал тебя никогда.

Шамиля хоронили со всеми почестями. Его мать, Абида, растила нас как родных. Не ее вина, что сын оказался продажной тварью, но в память о своем детстве и в знак уважения перед этой женщиной темы предательства Шамиля никто не касался.

Да и к лучшему оно было, чтобы в народ не поползли слухи о том, что в моем близком окружении были крысы.

Не Шерхан я иначе, а сопливый пиздюк, не способный держать своих бойцов в узде.

Подумал, что с побегом Вяземского это ещё ярче прослеживаться стало.

Сука.

Через пятнадцать минут Анвар уже докладывал о том, что произошло. Лицо его расцвело кровоподтеками, я и сам выглядел не лучше.

Слушал его и думал — Лиза снова в опасности. И ребенок мой. А ещё Лика эта, мать ее, в белье блядском. Что ж все так сложно-то?

— Он с переломами ребер, кормили раз в день. Ребята и расслабились, сюда почти все стянулись и к объектам нашим. Вот эта крыса и воспользовалась шансом. Его не сразу ещё хватились, он в углу лежал, как мешок. Собрал под куртку свою солому, пацаны с дверей глянули, на месте.

— Увольняй их нахер, — сплюнул, — Вяземского найти быстрее, чем Чабаш, или отвечаю, склады у меня охранять будешь ты.

— Найдем, Имран. Он босиком, без верхней одежды, далеко не сбежит. Всех бойцов туда стянули.

Я башкой покачал, подавляя гнев.

— К следующему утру чтобы новости были.

Вернулся в дом, поднялся к комнате Белоснежки. Заперлась, естественно. Стукнул пару раз в дверь:

— Лиза, открывай. Поговорить надо.

Она молчала, и это по нервам било не слабо.

— Лиза, это не то, что ты подумала.

Ну пиздец, вот и я докатился, что эту тупую фразу с видом провинившегося школьника бубню. Только я и вправду виноват был перед ней.

Подумалось, может снести замок этот к черту? Сам же велел поставить. Но если силой пойти, Белоснежка и вовсе не простит. Я же не варвар, блять, а горец. От слова "горе".

Белоснежка из комнаты не выходила. Новостей о Игнате не было. Я сидел в столовой, думал о том, что у меня запасов виски — пить не перепить, но держался. Подослал Амину к Лизе, та ей дверь открыла. Хотя бы еду приняла, и на том спасибо.

Извинятся я не умел. Решил цветы заказать, что, блин, ещё делать? Выбирал букет, потом плюнул, сказал, чтобы привезли самый большой, розы с Белоснежкин рост. Курьер притащил, букетище огромный, как телки любят. Амина сбегала к Лизе, но та фыркнула и сказала, что никогда розы не любила.

Зашибись.

К поискам Вяземского подключили всех ментов. Он не должен был до Чабаша дойти, живой или мертвый, но остаться в нашем городе. Вечером съездил в ресторан, перед самым закрытием.

Лики не было, администратор сказал, что она взяла больничный. Будто я спрашивал, похер мне было на нее. Я за все ее заслуги щедрой рукой отсыпал, но борзеть не разрешалось. А уж тем более вваливаться в мой дом как к себе.

В ресторане тоже места себе не находил, с приходом управляющего торчать здесь денно и нощно не было никакого смысла. Меня домой тянуло,