Я научу тебя любить (СИ) - Акулова Мария

Аня не ожидала. Открыла наконец-то глаза. Посмотрела мужчине в лицо. Без страха, но задумчиво. Видимо, страх еще не проснулся. Может самое время воспользоваться?

— Ты мне… Не приказываешь… Вроде бы… — возразила тихо.

— Тебе показалось. Спи. Я не шучу. — Но нет.

— Ты не выспался, да? Прости… — спорить больше Аня не пыталась, но вопрос задала. Следя за тем, как Корней берет пиджак, одевает, застегивает.

Оба смотрели. Она — на пальцы и пуговицы. Он — на ее лицо.

И пусть Корней знал, что лучше всего сейчас просто кивнуть на прощание, не отвечать на по сути риторический вопрос, оставить ее одну, уйти из квартиры, переключиться на работу… Просто переключиться. Но когда последняя пуговица застегнута, а рукава оправлены, не вышел, а снова наклонился.

Посмотрел прямо и требовательно. Ничего не говорил, но знал, что Аня все понимает.

Сомневается, но понимает. Приподнимается на локте так, что оголяются плечи, прижимает одеяло к груди, тянется… Касается губами губ…

Краснеет, почему-то именно сейчас так ярко вспоминая… Отпускает одеяло, когда Корней чуть тянет вниз…

Сглатывает, когда оно сползает до неприличия низко… Чувствует взгляд на груди… И снова сглатывает…

— Спасибо, что не выгнал ночью… — уже не ждет ответа, кажется, но благодарит совершенно искренне, Корней не сомневался. Вот только… Будто издевается.

— Если ты еще раз придешь ко мне вот так, Аня, я буду считать это официальным предложением.

Мужчина говорит, снова глядя в лицо. Касается губами носа, выпрямляется. Кладет в карман телефон. Отходит к двери.

— Тебе не пять лет, а я — не железный. Договорились? — Бросает напоследок, а потом выходит. Потому что это, на самом деле, ни разу не вопрос. А последнее китайское предупреждение.

Аня благополучно проспала все пары. Корней оказался прав — пусть после его ухода думала, что заснуть не сможет, но так и случилось. Проснулась только в двенадцать. Испугалась, что пропустит приход Ольги, не позволила себе поваляться, понежиться, осознать…

Оделась, стараясь не вспоминать о ночи, чтобы не расплываться в глупой улыбке и не краснеть, заправила постель, заскочила в ванную Корнея, чтобы развесить оставленное им полотенце… И как бы руки ни тянулись к немногочисленным флаконам в душевой и под зеркалом, практически силой заставила себя уйти.

Еще… Будет время. И будет возможность.

Просто позже.

Оказавшись в своей спальне, проверила мобильный. Оказалось, что пропустила звонок бабушки, будто что-то чувствовавшей… И Алины.

Перезвонила обеим. Снова проверила… Вздохнула, потому что Корней не звонил и не писал. Занят.

Снова улыбалась, собираясь уже в ССК. И в ССК тоже улыбалась, хотя понимала: стоило бы скорее задуматься о сказанном. Серьезно. Он ведь не шутил. Но Аня вспоминала ночь… Действия и слова… И раз за разом разлеталась на миллион маленьких зайчиков. Счастливых и непригодных для работы.

Это не укрылось от пристального взгляда Алины. Которая сначала просто вздыхала и качала головой, а потом потащила Аню на кофе.

— Подарок понравился? — спросила будто невзначай, когда они шли с картонными стаканчиками в руках по коридору ССК в сторону своего опенспейса. Глянула на Аню, увидела, что та смотрит вниз, кивает, улыбается.

— Да. Корней сказал — один из лучших подарков. — Аня посмотрела мельком на Алину, улыбнулась еще шире, потом смутилась, вновь отдавая предпочтение стакану.

— Я рада. Не злился, что… Ну… Что я узнала о вас?

Алина задала еще один вопрос, Аня замешкалась с ответом. Немного сощурилась, задумалась… Поняла…

— Нет. Не злился. Он… Не против. Мы же этику не нарушаем… — повторила слова мужчины, увидела, что Алина улыбается в ответ как-то кисло, кивает… — На работе только работа…

И Ане зачем-то очень захотелось убедить, что сама она тоже в это верит. Вот только…

Обе девушки синхронно затормозили, глядя в противоположный конец коридора. Туда, где к ним на встречу шли двое.

И пусть в коридоре было много людей. То и дело открывались и закрывались двери. Переговорок. Опенспейсов. Кабинетов… Но именно эти двое казались центром. Остальное — окружающей их суетой.

Самарский и Высоцкий шли нога в ногу, на ходу переговариваясь. Не глядя друг на друга. И вокруг тоже не глядя. Четко перед собой — чуть выше голов. Рост позволял обоим.

Шли, воспринимая данностью то, что перед ними расступаются…

Самарский сказал что-то, Корней хмыкнул, покачал головой…

Аня увидела это и почувствовала, как заходится сердце. Дальше ответил Корней — и хмыкнул уже Самарский. Бросил на собеседника быстрый взгляд, а потом снова поверх голов.

Шаг за шагом. Все ближе.

И будто бы дальше.

Аня отступила немного в сторону, почувствовав, как Алина прихватила за локоть и потянула… По сути, они сделали так же, как все вокруг. Дали дорогу. Просто немного заранее.

А еще поняла, что сердце кольнуло. Ревностью и болью. Потому что… Она сейчас — одна из тех голов, над которыми он смотрит. Часть толпы. Совсем не так, как было ночью.

И это нормально, наверное. На работе ведь — думать нужно о работе. Аня сама только что сказала…

Но она видит его — и не может. Бабочки пытаются распанахать брюхо. Глаза пытаются впитать… Руки хотят притронуться… И боятся. Потому что он сейчас другой. Далекий. Недоступный. Холодный. Между ними снова стена…

— Ты палишься, детка…

Видимо, Аня смотрела на Корнея слишком пристально. Потому что Алина не выдержала — приблизилась к подруге, шепнула на ухо, сделала страшные глаза в ответ на Анин короткий стыдливый взгляд…

И лучше всего сейчас было бы включить такой же рабочий режим, как включил он. Сделать вид, что не замечает. Что увлечена — кофе и Алиной. Но Аня не может.

Снова смотрит на Корнея и Самарского. Но больше на Корнея. Он что-то говорит, Самарский кивает. Спрашивает, кивает уже Корней…

Мужчины продолжают приближаться… Люди вокруг продолжают расступаться. Когда между Аней и Корнеем остается не больше семи метров, Аня чувствует, что сердцебиение снова ускорилось. И еще чувствует, что желание привлечь его внимание становится близким к невыносимому. И пусть умом понимает — это великая глупость. Но хочется… Хочется не быть для него одной из голов. Никогда не быть. Быть только девушкой, которая спит голой в его постели.

Из семи между ними остается сначала пять… Потом три…

Корней снова усмехается, тянется пальцами к лицу, проводит по подбородку, говорит что-то Самарскому…

И Ане кажется, что она отдала бы полкоролевства за то, чтобы услышать — о чем речь. О чем он может говорить с такой усмешкой… И снова в груди тесно, а в животе щекотно….

И очень грустно, потому что, кажется, он ее просто не заметил.

Уголки Аниных губ сами собой поползли вниз под действием силы земного тяжения и огромного разочарования. Захотелось отвернуться прежде, чем это станет очевидно не только ей, но и Алине. И Аня почти сделала это, да только вовремя застыла. Потому что…

За несколько мгновений до того, как свернуть вместе с Самарским, Корней еле-заметно поворачивает голову, ловит ее взгляд…

Знает, что это действует на нее парализующе. Знает… И делает контрольный во влюбленную голову. Или во влюбленное же сердце.

Мажет взглядом по губам, возвращается к глазам, убеждается, что она неотрывно смотрит на него… И подмигивает. Так, что очевидно — это только между ними. Так, что внутри новый жаркий кульбит. Корней же ловит моментальный румянец, позволяет своим губам дрогнуть в улыбке… И отворачивается, продолжая свой путь, как и разговор с Самарским. Будто и не отвлекался.

Прекрасно зная, что Анины бабочки на воле, руки трясутся, а на душе так хорошо, что хочется плясать. Да и что шансов не улыбаться у нее — никаких.

— Вы оба так палитесь…

Даже когда Алина качает головой, сначала провожая взглядом спину Высоцкого, а потом глядя будто с неодобрением уже на Аню…

Но Ане все равно. Ведь она для него — снова особенная.