Не бесите Павлика (СИ) - Дюжева Маргарита

Надо же, какая царица! Солененькое любит.

Стараясь не смотреть на Павла, я щедро посолила содержимое миски и перемешала большой кривой ложкой.

Он стоял в дверях и, привалившись плечом к косяку, наблюдал за моими приготовлениями. Вроде ничего больше не говорил, а у меня мороз по коже и вовсе не от холода. Просто от того, что он смотрит. Спокойно, оценивающе, чуть прищурив яркие глаза. И мне чертовски не хочется ударить в грязь лицом.

Подумаешь коза. Справлюсь. Наверное…

— Так, — обтерла внезапно вспотевшие ладони о футболку, — волшебное месиво готово. Что дальше?

— Отнеси все в хлев и можешь приступать.

Я только кивнула. Прихватила одной рукой миску с комбикормом, другой кастрюльки и поковыляла к хлеву. В маленьком сарайчике пахло сеном, прелостью и продуктами козьей жизнедеятельности. В какой-то миг я даже порадовалась, что вызвалась только подоить это чудовище, а не вычистить ее дом.

Поставив кастрюльки повыше, пошла за козой.

— Агриппина! — гаркнула так, что с соседней березы испуганно взметнулась серая птица, — Пипа! Кушать подано!

Коза приблизилась и теперь подозрительно смотрела на меня. Потом обернулась к Павлу, стоящему на крыльце, явно не понимая, почему он там, а вместо него какая-то девка стоит у хлева и машет руками.

— Иди сюда! — позвала ее.

Рогатая с места не двинулась, только шею вытягивала, громко принюхиваясь.

Пришлось показать ей миску с комбикормом, едва заметив которую она тут же воспрянула духом и ринулась вперед. Я только успела в сторону отскочить, когда она мимо меня проскочила, чуть не задев меня гладким боком.

Агриппина сама заскочила на деревянную ступеньку у стены, и мне оставалось только ее пристегать кожаным ремнем к ошейнику. Пока вроде все просто.

Я подсунула беснующейся от нетерпения скотине еду, а сама села рядышком на шаткую низенькую табуретку.

Ну-с, приступим!

С мытьем я худо-бедно справилась, как и с массажем, а вот когда пришла очередь доения решимости немного уменьшилось. Что там дровосек говорил по поводу щипков-кулаков? Хоть убей, не помню.

Коза уткнулась в комбикорм и поглощала его со скоростью света, громко шлепая губами. При этом не забывала подозрительно коситься в мою сторону, и что-то подсказывало, что надо поторопиться. Ибо когда еда закончится, стоять и спокойно терпеть мое неумелое титькомятельство она не станет.

Я, склонившись в три погибели, нерешительно покрутила в руках сосок, осматривая со всех сторон, а потом потянула за него. Тоненькая струйка молока ударила прямо в нос.

— Блин, — утерлась подолом и потянула снова, в этот раз метясь в кастрюльку.

Молоко звонко прыснуло на дно посудины.

— Обалдеть! — протянула, повторяя движение, — да я просто прирожденная доярка!

Спустя минуту, с высунутым от усердия языком, я самозабвенно дергала козу за вымя и радовалась своим успехам. Уровень молока резво поднимался, струйки молока с приятным пшиканием врезались в белоснежную пенку, а потом…потом еда закончилась.

Пиппенция вылизала до блеска миску, носом оттолкнула ее в сторону и, сердито глянув на меня, рванула в сторону.

— Стой! Пипа! Замри! Не надо! — я попыталась ее утихомирить, но бесполезно. Коза все больше входила в раж и с остервенением дергалась, пытаясь освободиться от оков.

— Стой!

Она попыталась дотянуться до меня рогами. Не достала и от этого разозлилась еще сильнее. Засуетилась, затопала и наступила прямехонько в центр кастрюли, наполовину заполненной молоком.

— Да чтоб тебя!!! — попыталась сдвинуть ее, чтобы отобрать посуду, но Агриппина присела, напрочь отказываясь отдавать военный трофей.

А потом как рванет, как дернет ногой: кастрюля в одну сторону, молоко в другую, я, пытаясь увернуться от всего и сразу, — в третью. Хлипкая табуретка подо мной сердито крякнула и сложилась, а я повалилась плашмя на пол. Вдобавок отброшенная кастрюля, подкатилась ближе и пребольно тюкнула меня по голове.

И вот лежу я на полу. Руки-ноги в стороны. На меня сверху вниз заинтересованно и немного кровожадно смотрит гадкая коза.

Надо бы возмутиться, заорать, ну или на крайний случай всплакнуть от жалости к себе. Но не хочется. Наоборот, на меня нападает дикий хохот.

Я представила, как выгляжу со стороны и засмеялась еще громче. Видели бы меня друзья-знакомые! Прикрыв лицо руками, продолжала всхлипывать и давиться смехом.

Спустя миг в хлев ворвался не на шутку встревоженный дровосек, а следом за ним Бродский, который тут же бросился вылизывать молочную лужу.

— Что случилось? Я слышал грохот.

Еще бы ты его не слышал! Это было самое эпичное падение в моей жизни. Хотя нет, вру. Самое эпичное было то, на дороге, когда пыталась на лабутенах удрать от кровожадного мужика с бензопилой. Смех вернулся с новой силой.

— Ты плачешь? —  в его голосе послышалось растерянное удивление, — с тобой все в порядке? Ушиблась? Где болит?

Я поспешно убрала руки от лица. Хоть по щекам и текли слезы, но ничего общего с истерикой и болью они не имели.

— Прости. Молока нет, — кое-как дернула плечами, — это был неравный бой, между выменем и мной. Я продула.

Павел проигнорировал руку, которую я ему протянула, чтобы он помог мне подняться. Нагнулся, легко, как маленькую, подхватил подмышки и поставил на ноги:

— Черт с ним, с молоком! — проворчал он, подозрительно осматривая меня от макушки до пяток, — с тобой точно все хорошо?

— Лучше не бывает, — я счастливо улыбнулась.

— Не надо было тебя заставлять этим заниматься.

— Надо, — улыбнулась ему, искренне от души.

Внутри будто струна лопнула. То напряжение, что было со мной изо дня в день из-за нескончаемого бега по кругу дом-работа, работа-дом, испарилось. Лопнуло, словно воздушный шарик, оставив за собой пустоту и легкость. У меня было такое чувство, будто здесь, в этой глуши, в компании со странными персонажами я обнулила счетчик тревожности, словно родилась заново.

Перезагрузилась.

Глава 7

Пока я отряхивалась и выбирала солому из волос, Павел загнал козу в огороженный закуток, в кормушку засунул ей пучок сена и закрыл дверь на задвижку.

— Пойдем? — кивнул на выход.

— Пойдем. На сегодня я удовлетворила потребность в общении с природой.

Дровосек кивнул и указал рукой вперед, пропуская меня.

— Вы так галантны, — я не смогла сдержать усмешки, в ответ получив кривую ухмылку. По крайней мере мне показалось, что в косматой бороде проскочило что-то такое улыбательное.

Пес увязался следом за нами и теперь смачно облизывал сырую молочную бороду, не забывая при этом радостно помахивать хвостом.

— Хоть кому-то сегодня парного молока перепало.

— Прости…

— Не стоит, — он только отмахнулся. — в погребе есть утреннее. Нам хватит.

Почему-то было приятно услышать вот это спокойное, рассудительное «нам».

— Вообще, — продолжал Паша, — повезло, что Агриппина относительно мало молока дает, а то бы пришлось выливать. Я и так большую часть Бродскому спаиваю.

— Угостишь?

Не то что бы я была любительницей козьего молока, просто мне нравилось вот так с ним разговаривать, и для продолжения этого общения я была готова на все. Даже на молоко.

Он забрался в подпол и достал оттуда глиняный кувшин с молоком.

— Осторожно, холодное.

— После такого дня — самое то.

Мы устроились на крыльце, с двумя кружками, кувшином молока и краюхой не особо свежего хлеба.

Сначала молчали. Пили молоко, смотрели на деревья и слушали кузнечиков. Бродский лежал у наших ног, блаженно вздыхая, а из хлева изредка доносилось тихое «мее». Благодать.

— Здесь есть грибы? — внезапно спросила я.

— Юль, это лес. — усмехнулся он, — Причем почти дремучий. Конечно, здесь есть грибы. Грибники по лесу то и дело шарахаются, даже пару раз выходили сюда, к дому.

— А ты ходишь за грибами? Ты же этот лес знаешь, как свои пять пальцев. У тебя наверняка есть любимые, грибные места?