Ксения Беленкова - Эффект лучшего друга
Когда Женька примчался к школе, окна физкультурного зала уже погасли, на секунду он подумал, что уже опоздал, разминулся с артистами и Ника со Стасом уже мирно отчалили, счастливые своим уединением. Но тут дверь хлопнула, и на лестницу из темного здания посыпали ребята. Женька спрятался за угол, не желая попадаться им на глаза. Вот уверенно прошел мимо Боров, за ним шлейфом вилось несколько двоечниц с бездумными розовыми лицами, видимо, это были Герда, Маленькая разбойница и Снежная королева. Пронесся заснеженной тропою через дырку в школьном заборе сам Северный олень. И вот во двор, специально держась стороною от других, выползла медлительная парочка. Стас и Ника взялись за руки. Женька нагнулся, хватанул рукою снег, оставляя в невысоком сугробе порядочную вмятину, и размазал обжигающе-холодную массу по лицу. А затем кинулся из своего укрытия наперерез тихой парочке.
– Здрасте! Я ваша тетя! – шутливо выкрикнул он.
От испуга Ника и Стас расцепили руки и отшатнулись в стороны.
– Как прошла репетиция? – Женька внедрился между ребятами. – Куда теперь идем?
– Тебя здесь только не хватало, – процедил Стас.
Ника положила руку в теплой варежке на локоть Ищенко, чуть погладила, призывая успокоиться. Она поглядела на Женьку, и тот не смог разобрать, была ли в том досада или жалость.
– Поговорим? – сказала Ника тихо, отводя Женьку от Стаса.
Ищенко сделал было шаг следом, но Ника кивнула ему, сказав глазами что-то сокровенное, непонятное для стороннего человека, каким вдруг стал для нее Женька, и Стас послушно застыл на месте, будто примерз к дороге.
– А давай сбежим от него! – Не теряя времени Женька схватил Нику за руку и потянул за собой. – Я тебе такое «отвесное» место покажу, закачаешься!
– Погоди, так нельзя. – Ника остановила его, положила ладони на плечи, от чего Женька вдруг стал как-то ниже, колени у него подгибались. – Я же понимаю, что ты ревнуешь…
Женька поперхнулся словами: неужели Ника вот так запросто смогла прочитать его душу, заглянуть в самые потаенные ее глубины.
– И давно ты знаешь? – глухо спросил он.
– Почти с самого начала! Это же очевидно, что между вами что-то было. – Ника ласково поливала Женьку лазурью своих ясных глаз. – Но пойми, я не виновата, что Стас выбрал меня…
– Стас? – эхом отозвался Женька.
Только теперь он стал понимать, о чем говорила Ника. Рот ее продолжал открываться, слова летели из него вместе с прозрачным паром, такие же воздушные, исчезающие раньше, чем до Женьки долетал их смысл. Кажется, она извинялась, несла какие-то глупости о дружбе, которой дорожит. Женька хотел силой заткнуть ей рот, тотчас признаться во всем, но лишь рука поползла вверх, как на ней повис могучий Ищенко.
– Давай без рукоприкладства, – железно сказал он.
Ника тут же смутилась, глазки ее забегали, она зачем-то спряталась где-то под мышкой у Стаса, будто Женька мог действительно ей навредить.
– Женя, зачем же ты так? – пропищала с напускной слезливостью в голосе. – Я же хотела по-хорошему… Мы же еще подруги?
– Нет, мы не подруги! – выкрикнул вдруг Женька.
Он хотел сейчас же все рассказать, и пусть над ним тотчас разверзнутся небеса. Но вместо небес на плечи откуда-то сверху упали две тяжелые ладони Стаса. Он попросту схватил Женьку за шкирку и поволок со двора.
– Рудык, не будь истеричкой! – цедил он чуть слышно сквозь зубы. – Давай не станем портить этот славный зимний вечер срыванием платья на людях? – Стас свернул за угол школы и со всего маху окунул Женьку головой в сугроб, продолжая плоско иронизировать: – Остынь, горячая штучка!..
Все звуки и краски померкли в снежной черноте. Где-то Стаса окликала Ника, но голоса будто бы отдалялись, звенели в воздухе тонкими колокольчиками. Или это трещало у Женьки в ушах. Он вылез из сугроба, очистил лицо от снега и огляделся – школьный двор был пуст. Лишь вдали ему померещилась парочка, фигуры сплелись тугой косой и чуть покачивались в тусклом свете фонарей, а потом растворились вовсе.
Никогда еще Женька не чувствовал себя таким одиноким. Раньше ему и в голову не приходило, что так тоскливо может стать человеку просто от того, что он стоит один как перст посреди пустого школьного двора. А рядом нет даже Эли, которая бы тихо и преданно дышала в затылок. Что-то неумолимо менялось в Женьке под этим внешним маскарадом. Вероятно, это «что-то» и распирало мамины платья, а теперь билось в узкие ребра, раздвигая пространство для чего-то большого и пока не познанного. Женька поплелся домой в надежде наколоть себя на какое-нибудь резное мамино канапе – пусть хоть дома все будет по-прежнему!..
– А ты разве не в Астрахани? – наивно спросила старушка у подъезда.
– А разве не видно? – Женьке хотелось провалиться сквозь землю. – Намного дальше!
Дом встретил его тихим, протяжным воем. Дверь в мамину комнату была плотно закрыта, хотя всхлипывания, невзирая на препятствие, легко проходили и через нее. Вся квартира лежала во мраке: ни один язык света не облизывал пол. Женька скинул ботинки, покрытое снежной крошкой пальто и на ощупь пошел через коридор. Он спотыкался о мамины сапоги, запутался в шарфе и, кажется, прошелся по воротнику искусственной шубки. После чего буквально ввалился в мамину комнату.
– Ма! Что с тобой? – только и успел сказать он, падая на ковер.
Мама подняла с постели заплаканное, красное лицо. Она не ответила, лишь махнула рукой, приказывая Женьке тотчас убираться вон. И Женька послушно выполз обратно в коридор. Он осмотрелся, глаза привыкали к темноте, по полу была разбросана мамина одежда, видимо, она скидывала ее на ходу. Женька уже видел, как она вбегает в квартиру, приложив к лицу старый матерчатый, расшитый в уголке ромашками платок. Она плачет и спешит к себе, чтобы упасть на кровать и забыть об окружающем мире. Женька сидел на полу, рядом с разбросанными вещами и чувствовал себя таким же ненужным. Но тут внутри у него точно распрямилась пружина, что давила в ребра все последние дни, он буквально подскочил на месте. Нет, больше никто не заставит его отсиживаться в сторонке! Он уверенно налетел на дверь, и она послушно отворилась, мама недовольно отодрала голову от подушки.
– Кышшш! – прошипела она.
– И не подумаю! – по-мужски ответил Женька и, расправив подол платья, сел на край кровати. – Я намерен принести тебе пользу.
– Это угроза? – Взгляд мамы стал удивленным и оттого более осмысленным, но в тот же миг осознание случившегося вновь заволокло его пеленой отчаяния. – Мне никто не сможет помочь! – взвыла она.
Ей просто необходимо было выговориться, она глядела на сына, постепенно узнавая в нем единственного родного и самого близкого человека. Как еще недавно случилось с самим Женькой, и теперь мама решила открыться ему.
