Похититель сердец - Кер Дьюки
Это что-то новое — что-то, что я не могу контролировать. Кажется, мне это нравится.
— Что думаешь? — спрашивает Кэш и, повернувшись, вытягивая перед собой руки.
Он гордится своими сокровищами — и так и должно быть. За освещенным стеклом разложены огромные цветные камни, которые искрятся от падающего на них света.
— Я коллекционирую редкие драгоценности. Думаю, именно это и привлекло меня в твоей сестре.
Он улыбается, и это не похоже на улыбку Колта. Она нежная и дружелюбная. В нем есть теплота, которой не хватает Колту.
При упоминании о Кларе мое сердце замирает.
— Ты упомянул, что встретился с ней не здесь. Что ты хотел этим сказать?
Я провожу пальцами по стеклу, отчаянно желая взять камни и рассмотреть их повнимательнее.
— Позволь мне начать с самого начала, — говорит он, сидя за огромным письменным столом, занимающим центральное место в комнате.
Колт садится на кожаный диван у задней стены и похлопывает по месту рядом с собой.
— Я постою, — прищуриваюсь я, взглянув на него.
Он самодоволен, но чему-то глубоко внутри мне это нравится. Я чувствую к нему притяжение, с которым борюсь из принципа.
— Тогда начинай с начала, — говорю я, глядя на Кэша.
— Когда нам с Колтом было по четыре года, наша мать познакомилась с кем-то с вашего острова. Он называл себя миссионером.
Как рассказывала мама. Я ловлю себя на том, что, когда Колт подается вперед, я придвигаюсь ближе к столу.
— Он болтал всякую хрень о грешниках и тех, кто может возродиться во имя Господа, о прощении — обо всей этой сектантской чуши, в которой убеждает себя ваш народ, — усмехается Колт.
В его тоне слышится ненависть. По моей спине пробегает холодок и оседает в моем сердце.
— Мы не все мыслим одинаково, — защищаюсь я, и его пристальный взгляд прожигает меня насквозь.
— Наша мать была несчастлива с нашим отцом. Он был тем еще ходоком и работал не покладая рук, — вставляет Кэш, отвлекая мое внимание от Колта.
— Что вы подразумеваете под словом “ходок”?
— Он трахал женщин, которые не являлись нашей матерью, — ворчит Колт, сосредоточившись на чистке своей штанины.
— Трахал? — я ощущаю вкус этого слова на своем языке.
И Кэш, и Кольт ерзают на своих местах и впиваются в меня своими горящими глазами.
— Это означает половой акт, — уточняет Кэш.
— Оу. — Я чувствую, как мое лицо заливает румянец.
— А он не мог просто взять себе других жен? — спрашиваю я, хотя мне бы не понравилось, будь у моего мужа больше одной жены.
— Мы здесь этим дерьмом не занимаемся, — огрызается на меня Колт.
— Прости, — хмурюсь я. — Просто, если я выросла c осознанием этого, не значит, что я согласна с обычаями, которых придерживается мой отец.
— Твой отец — мерзость. Он не более чем лидер культа, у которого есть стадо овец, слушающих его бредни
— Хватит, Колт, — рявкает Кэш, хлопнув ладонью по столу.
— Мы не против менажей, Мона. Но это нечто сокровенное, согласованное всеми сторонами, а не навязываемое женщинам, которые не имеют права голоса в этом вопросе.
— Менажей?
Колт встает, изливая на меня свою сущность и окутывая меня своей аурой.
— Это когда мы вдвоем обладаем твоим телом, чтобы доставить тебе невообразимое удовольствие.
Я сглатываю наполнившую мой рот слюну. У меня перехватывает дыхание, и между бедер возникает боль. Он нависает надо мной, его губы совсем близко.
— Как и сказал Кэш, — он отстраняется, и я постепенно прихожу в себя. — Все стороны должны этого хотеть.
Это что в его голосе? Юмор? Черт возьми, он… как там он тогда сказал? Придурок.
— Как бы там ни было, вернемся к нашей истории, — откашливается Кэш. — Тогда твой отец еще не был главным. Как только это произошло, он запретил людям покидать остров в качестве миссионеров. Он больше не хотел, чтобы туда приезжали посторонние — там должны были быть только чистокровные дети, которых с рождения растили на острове, чтобы никакие внешние влияния, рассказы и правда не портили его идеальную жизнь, — заканчивает Кэш, и за ним подхватывает Колт.
— Суть в том, что наша мать бросила нашего отца и уехала жить на остров с мужчиной по имени Чарльз Мэйн, промывшим ей мозги.
— Что?
— В то время она была беременна и уехала с его ребенком. Вся эта дрянь, которую они несут, их гребаная праведная чушь о Боге, и от него залетает замужняя женщина, а затем он увозит ее от других детей, чтобы сделать ее своей гребаной женой на острове, полном сектантов, — говорит Колт, меряя шагами пол.
— Джудит? — задыхаясь, произношу я и непроизвольно обхватываю себя рукой. — Джудит — мать Илая. Джудит — ваша мать?
Такое чувство, будто чья-то рука сжимает мне горло.
— Ты его знаешь? — спрашивает Кэш, и на его лбу появляется морщинка.
— Конечно, она знает. Это ведь крошечный, сука, остров! — рявкает Колт.
— Илай он…
У меня становится сухо во рту, в голове стучит. Здесь так жарко.
— Он что? — спрашивает Колт.
— Он мой…
— Твой что? — цедят они оба.
— Мне нужна вода. Мне очень жарко и…
— Черт, она сейчас грохнется в обморок, — говорит один из них.
Меня обхватывают чьи-то руки, цитрусовые и дождевая вода. Колт. Меня подводят к дивану, Кэш наклоняется, снимает крышку с бутылки с водой и подносит ее к моим губам. Я отпиваю глоток восхитительного нектара.
— У вас здесь что, нет кондиционера? Это абсурд, — возмущается Колт.
— Это, блядь, хранилище. Все, что здесь есть, бесценно. Я не могу установить тут легкодоступные вентиляционные отверстия.
— Да ладно тебе. Давай подышим свежим воздухом, — Колт проводит рукой по моей спине, наклоняя меня вперед.
— Я в порядке, я просто…
Чернота.
Я прихожу в себя в машине, меня обдувает свежий воздух из вентиляционного отверстия, расположенного в салоне автомобиля. Вот это да.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает сидящий рядом со мной Кэш.
Колт впереди ведет машину.
— Что произошло?
— Ты перегрелась… или не справилась с чувствами. Возможно, сочетание того и другого, — успокаивает меня Кэш.
— Извините, — говорю я, мотая головой, чтобы разогнать туман.
— Тебе не нужно извиняться. Твоя сестра тоже часто так делала, — улыбается он и, протянув руку, трогает мою голову. — Уже попрохладнее.
— Она часто теряла сознание?
— Нет, — усмехается Кэш. — Много извинялась.
— Ты любил ее?
У меня в груди зарождается боль, которая всегда сопровождает мысли о
