Ночь, которую я не помню - Марина Бастрикова
– Так она и видела, и даже щупала, – зазвучал противный голос бывшего.
Обернулась, в коридоре стояли все трое: мама, Яшка и сын. Видимо, мамуля первым делом озаботилась, ел ли внук.
В глазах матери плескалась победа. Ну да, она же считала, что с моей-то профессией меня только Яшка и может вытерпеть. От этого ее выражения лица «Ну вот теперь-то твой бугай соберет вещички и свалит!» захотелось пойти и найти себе мужа прямо сейчас. Пусть поймет, что и мы тоже заслуживаем любви, раз уж то, что спасаю я не меньше людей, чем хирург, она понять не в силах.
– Дело в том, что моя дочь кромсает сосуды души, – сказала мама спокойным (она же победила) голосом.
– Это называется патологическая анатомия, ба, – поправил бабушку сын. Я благодарно улыбнулась Мишке, ведь даже не попытался исковеркать. И более того, любитель умных слов при бабушке старался отмалчиваться и отвечать односложно. Потому что моя мамуля умудрилась серьезно его обидеть, посмеявшись над его случайным (а все чаще и специальным) коверканьем слов. Я же не видела ничего плохого в том, что «ребенок слишком много умничает, Люда. Счастье – оно в простоте!».
И это еще вера мамы не такая фанатичная, как была до смерти отца. Сердце кольнуло от воспоминаний: отец единственный, кто пусть и не сразу, но принял и мою профессию, и мой развод. А через год умер. И он единственный меня поддерживал весь тот непростой год, хотя сам болел раком.
Отношение мамы к моей работе ухудшилось. Ведь вначале, когда я сказала, что стану врачом, они обрадовались:
– Зато лечить нас будешь, доченька.
А я пошла в патологи. Мама так и не простила мне то, что я вовремя не заметила изменений в отце. Более того, я же ему поздний диагноз и поставила. Долго плакала я над тем стеклом. Перепроверяла, перепроверяла и перепроверяла. Раз за разом. И каждый раз убеждалась, что лечить уже поздно. Перестав улыбаться, мать похоронила отца в тот же день. А я через два месяца, уже на кладбище.
С того дня я стараюсь сделать все, чтобы люди не становились мертвыми для окружающих с момента их диагноза. Получается ли у меня хоть что-то? Нет.
– Моя основная работа – это исследование живых, а не мертвых. Просто я определяю диагнозы, не встречаясь с пациентом, – почему-то решила оправдаться перед Ромой, глядя ему в глаза. Представляю, насколько жалко я выглядела после воспоминаний об отце. Так что не удивлена, что этот добрый парень каким-то чудом сегодня оказавшийся в моей постели, ласково погладил мой сжатый в напряжении кулак. Второй рукой попытался забрать у меня бокал, но не тут-то было, пальцы судорожно его стиснули, и отцепить их не в силах была даже я сама. Тогда мужчина поглаживающими движениями поднялся выше запястья, затем, уже обеими ладонями, уделил внимание руке, держащей бокал. От его ласкающих движений мои пальцы расслабились, и Роме удалось-таки забрать остатки вина.
– Вау, никогда не думал, что встречу доктора Хауса в России, – решил разбить гнетущую атмосферу мой стриптизер, а заодно отвлечь меня от возмущений по поводу отнятого.
– О чем этот грешник? – спросила мама.
– О том, что я ставлю диагнозы без болтовни с пациентами, как один диагност из сериала.
– Этот врач, наверно, тоже так и не смог найти себе нормального мужика.
– Очень метко, – захрюкал в ладонь Рома, явно из последних сил сдерживая ржач.
Да, моя мама теряла все логические нити, когда заходила тема моей профессии или личной жизни (а в этот раз и то, и другое). Даже могла душить своей верой, хотя в остальное время понимала, что это никакого давления на меня не окажет. Вот и сегодня «грешник», «сосуд души». И где вычитала?
Затем Рома подхватил меня за талию, приподнял над стулом, а на освободившееся место сел сам, все еще удерживая меня. Затем усадил к себе на колени, развернув так, чтобы я могла посмотреть в его глаза и не видеть осуждающих и злорадных лиц мамы и бывшего. Мужчина наклонился, как будто собирался поцеловать, но только нежно коснулся края моей губы. И я поняла, что со стороны родительницы вряд ли все выглядело настолько же благопристойно. А еще, кажется, мой сын впервые увидит, как его мать целуют. Потому что от обслюнявливания Яшки я убегаю уже много лет. Дернулась, пытаясь освободиться, но мою спину ласково погладили вдоль позвоночника, успокаивая. Меня обдало жаром от Роминого тела, а от края губ, которых коснулся этот мужчина, бегала по лицу толпа странных щекочущих мурашек. Я потянулась к его шее, а Рома понятливо наклонился, чтобы я могла прошептать ему на ухо. Надо же, вроде бабник, а сразу понял, что я ему не засос хочу поставить, а что-то сказать.
– Миша, – только и смогла прошептать. Так как мой взгляд зацепился за то, на что раньше не обращала внимания. Татуировка на шее в виде знака бесконечности. И такую красоту скрывать длинными волосами? Кощунство.
Рома так же пробрался к моему уху и, касаясь его губами, на грани слышимости прошептал:
– Разве ребенку лучше видеть отношения, в которых вместо ласки – принуждение?
Намек на поведение Ишака и мамы. Сложно поспорить. Зарылась в мужские волосы, чтобы вдохнуть потрясающий аромат этой смуглой кожи, а также скрыть смущение от невинного поцелуя, теплых рук и того, что он заметил слишком многое.
– Почему ты так воспитываешь ребенка?
Мама. Поняла, что давление на наши «отношения» не дало результата, а только ухудшило ситуацию, и «мудро» сместилась на ту тему, которую я полностью проигнорировать не могу.
Разорвала объятия, не удержавшись от поглаживающего движения по мощной мужской шее, и развернулась к зрителям, оставаясь на коленях у Ромы. Мужчина при этом издал какой-то странный хрип. Да, тяжелая, но сам подписался, так что терпи.
Мое настроение поднялось в разы от тех красных и гневных лиц, что я увидела. Сын же, похоже, вообще не обратил на это внимания и, пока мы тут обнимались, сделал себе хлопья с молоком. Затем спокойно уселся на стул рядом с нами.
Да, стойкий у меня парень растет.
– Я спрашиваю, почему ты так воспитываешь сына? – грозно повторила мать. Интересно, что Ишак ей такого понарассказывал за этот короткий промежуток нахождения в детской, что мама нашла новый повод на меня наседать?
– Потому что его надо воспитывать, если он у тебя есть, – ответила матери так же понятно, как она задала вопрос.
– Да
