Измени мне, любимый! - Иоанна День
Вот наш секс — он был здесь и сейчас. Как всегда с Олегом — крышесносный.
А теперь я слышу — “Лесёёнышшш…” — и это уже другое, извините.
Обновление не происходит. Я застряла на прежней версии и в разобранном состоянии.
— Штоошшшш…Мой стриженый блондин больше не мой?
Оглядываюсь. Ямпольский предупредительно исчез. Не заметила когда, но надеюсь — уже давно.
Встала, встряхнулась, одернула, пригладила.
Олег повторяет, практически зеркалит — встал, встряхнулся, одернул, пригладил. Спрашивает:
— У нас с тобой ничего не закончилось. Иначе, что это было сейчас?
— Прощальный секс. Если хочешь — то, что было сейчас, можно назвать “прощальный секс”.
— Все было как всегда. Как ни с кем больше — только с тобой!
— Ммм… Как ни с кем больше — так себе признание, не радует!
— Не радует? Алеся, я не дам тебе развод. Никогда. Ты — моя жена. Поехали домой!
— Я это сегодня уже слышала. И мой ответ прежний — нет!
— Твое “нет” не помешало тебе получить сейчас удовольствие!
— Физическое! Моральное я получу, когда мои адвокаты доведут дело о разводе до конца.
— Ты — моя жена. И останешься ею.
— Я — твоя жена. Пока. И можешь уже себе заводить новую. Нас разведут быстро!
— Алеся, я не дам тебе развод. Никогда. Ты — моя жена. Поехали домой!
— “Алееееся, я не дааам тебе развоооод” — запиши на рингтон и поставь на контакт своей Новой.
На словах о Новой, (не)мой стриженый блондин улыбнулся, кивнул, как-будто с чем-то соглашаясь, развернулся. И вышел из переговорной и, надеюсь — из моей жизни.
Потому что я сегодня поняла главное последствие секса с еще своим (и физически и юридически), но уже выходящим за дверь из твоей жизни мужчины.
Последствие в том, что каких бы вы с ним звезд не нахватались, собрать себя теперь в кучку не получается.
Я вся еще по кусочкам…
Но я знаю, кто бережно и с любовью возьмет мой каждый отдельный кусочек, осмотрит, подправит, подбодрит, поддержит и соберет из этого набора пазлов лучшую версию меня.
Глава 22
Яська крутит в руках стакан с коктейлем. Стакан скользит по гладкой столешнице — влево, вправо, по кругу.
На своем скользком пути стакан встречает разные препятствия — небольшие, но регулярные.
И эти препятствия каждый раз переворачивают его прекрасный внутренний мир: уткнется ли он в кончик ножа или ручку вилки, наедет ли на оставленную на краю салфетку, ударится ли о солонку — его содержимое каждый раз встряхивает и коктейль по чуть-чуть смешивается.
Тяжелый гренадин от каждого такого потряхивания, назло силе всемирного тяготения, ползет вверх и текиловый рассвет превращается в багровое зарево.
Также и моя душа — она пылает. И потушить этот пожар может только краткосрочное изменение состояния сознания. Для этого мы с Яськой пришли в один из лучших баров города.
Здесь как и в любом подобном заведении есть барная карта. Но гений этого места в том, что пошептавшись с барменом, можно заказать уникальный и неповторимый, только для тебя смешаный коктейль.
Под твое настроение (вам, чтобы расслабиться? или планируете оттянуться по полной?); под твои ожидания (вам чего хочется — горечь, переходящую в ментол с шоколадом? или чтоб как после зефирки?); под твои предпочтения в выборе палитры вкусов (кислый, острый, ядреный или пряный) и ароматов (амбра, мох, розовая вода или чистый горный воздух)?
Человек за барной стойкой выслушает тебя, переспросит, уточнит, а потом начнется ольфакторно-гастрономическое волшебство. И только одно удручает и печалит: это удовольствие на один раз. Больше такого ты не выпьешь нигде и никогда.
Яська, откинулась в удобном кресле, выпивает уже третью порцию и продолжает из меня вытряхивать подробности.
— И так: секс с блондином теперь уже не “лучший в мире”? —
— То есть — секс с блондином? И все? Только секс с блондином — и больше тебя ничего не заинтересовало из моего двухчасового рассказа?
— Ну, все другое, как я поняла, Леськ, ты уже “порешала” — у измененного авторскими коктейлями сознания моей подруги крайне беззаботный взгляд на мир. И у темы секса в этом ее временно измененном мире — безусловный приоритет.
Собственно на теме секса — первого и, как водится, несчастливого — мы с ней и познакомились, и подружились. На первом курсе. Помню все — как вчера.
Кухня в студенческом общежитии. В центре Яся — на табурете и с гитарой — поет заунывные песни про несчастную любовь. После каждой песни небольшой технический перерыв — Яся рыдает.
Делает она это живописно: нескончаемый поток колерованных слез сопровождается заламыванием рук, закатыванием к потолку глаз, периодическим шмыганьем, дрожанием губ, стучанием зубов о стакан с водой, который добрые люди время от времени подносят страдалице со словами “ну-ка-выпей-ка-водички-легче-станет” и хорошо темперированными всхлипами и подвываниями.
Раз в час Яся прерывает пение и недолго, но с чувством голосит (мордовские плакальщицы тихо курят в сторонке) и каждый раз к началу этого дивертисмента подтягивается народ с других этажей (курсов, факультетов), так как это отдельный вид ритуально-драматического искусства.
Эпичности добавляет внешний вид героини дня, главный акцентом которого — ее волосы: рыжие, золотистого тициановского оттенка, спускающиеся густыми, блестящими и упругими локонами ниже колен. Волосы окутывают Яську светящимся коконом и являются главной декорацией спектакля.
Сама Яся невысокая и хрупкая — размером с полторы гитары. Но талантливый микс музыкальной, экспрессивной и визуальной частей выступления сделали ее образ цельным, а по истечении стольких лет — легендарным.
Сейчас эта история относится к университетской мифологии, но бывалые ее помнят, а новичкам рассказывают.
Концерт продолжался тринадцать с половиной часов и был посвящен девичьей невинности, отданной в порыве любви бездушному сердцу и неумелым рукам и прощанию с беззаботным детством.
Я тогда, хоть и видела Яську впервые, прониклась темой и продержалась с ней до конца выступления, воодушевленная силой ее духа и желанием рассказать миру свою историю. Подкармливала и подпаивала ее между песнями.
А вновь обретенная подруга делилась деталями истории в перерывах. Так я узнала, что скорбь ее совсем и не по утраченной девственности как артефакту, а о том, как это на самом деле произошло — “ожидание-реальность”: мол, цветок свой девичий сорвать дала, наслушавшись обещаний райских чувств и плотского блаженства, а вместо всего этого доселе невиданного получила кровь, боль и досаду.
Главный месседж: какая это
